С Новым годом

[anariel_r]

Не люблю поздравлять, особенно когда этим занимаются все. Но с другой стороны... Короче, под катом не вполне новогодняя, но вполне зимняя история. Желаю всем нам, чтобы мы, подобно ее герою, достигали своих целей, каким бы трудным, невыполнимым и нереальным не казался квэст (и вне зависимости от того, что по этому поводу думают окружающие), но желательно без телесных повреждений :))

И в странах бескрайнего льда и заката,

Где стынет под веком слеза,

Пою я о брате, зарезавшем брата

За рыбу, чья пища -

Глаза...

 

Хитаэглир, начало XXIX века В.Э.

Чем выше поднимался Анборн в ущелье между крутых обрывов, тем хуже становилась погода. Постепенно холодало; небо затянулось серой облачной пеленой, а в воздухе лениво закружились огромные снежинки: каждая как будто отчеканена из тончайшего белого серебра рукой мастера. Но Анборна дивная красота снежинок оставила равнодушной: ему случалось достаточно часто бывать на севере Эриадора, там, где всю зиму лежал снег. И он понимал, что все предвещает начало сильного снегопада.

Пока еще не поздно было вернуться: даже если начнется метель, он сможет спуститься обратно в заросшее лесом урочище и провести ночь под выворотнем, прикрытым от ветра и снега ветвями соседних елей – там же, где провел прошлую ночь и предыдущую, ожидая, не улучшиться ли погода. Но сегодня утром, когда Анборн вылез из-под подбитого мехом плаща, мороз ущипнул его за щеки, и следопыт понял, что если он не попытается подняться в горы сегодня, завтра ему придется спуститься – и снова вернуться в Лонд Даэр с пустыми руками, который год подряд.

Подумав об этом сейчас, Анборн ускорил шаг, благо ручей, текший по дну ущелья, застыл окончательно, и теперь можно было идти по льду, а не пробираться вперед, цепляясь за каменные выступы на крутых склонах. С другой стороны… раз горный ручей замерз, значит, это не просто погода испортилась, а в горах началась зима.

Теперь Анборн продвигался быстрее, но еще быстрее мрачнело небо – из-за непогоды сегодня темнело раньше, чем накануне, и следопыт слышал, как начинает свистеть ветер между обледеневшими башенками скал высоко над головой. Обжигающе холодные смерчи бросали в лицо человеку не пушистые хлопья, а мелкие ледяные кристаллы, которые царапали щеки как наждачная бумага. Анборн, не останавливаясь, достал из мешка зелено-бурую маскировочную маску и надел ее под капюшон.

Уже несколько лет продвигаясь с юга на север, последовательно обходя все горные речки и ручейки и нанося их на карту, он еще ни разу не смог забраться так далеко наверх. К перевалам вели разведанные тропы, но Анборн знал совершенно точно, что ему нужно подниматься вверх по долине какого-то ручья или речки. Но до сих пор он рано или поздно утыкался в тупик: либо недосягаемой высоты водопад, к верху которого нельзя подняться без снаряжения или без напарника, либо родник, сочащийся из трещины в скальной стене.

Анборн отогнал от себя мысль, что Дверь могла быть и там, в одном из этих тупиков, - недоступная, скрытая от человеческого взгляда, - и попытался ускорить шаг, чтобы хоть чуточку согреться на ветродуе.

Уже поднялась метель, однако сильный ветер, хотя и пробирая следопыта до костей, не давал снегу предательски скрыть под покровом сумерек каменные завалы, осыпи и заводи скользкого ровного льда, сдувая с обледеневшего русла заносы и сугробики. Анборн подумал, уж не является ли ухудшение погоды знаком того, что он идет по правильному пути. «Но это означает, что тебя здесь никто не ждет. И что тебя никто не пропустит», - усмехнулся внутренний голос.

Анборн пожал плечами. Он все же полагал, что сможет найти Дверь. «А дальше-то что? – не унимался голос. – Так и будешь сидеть у Врат, пока не превратишься в верный камень?»

«Заткнись», - ответил Анборн голосу.

Пять дней назад, поднимаясь по заросшему ельником урочищу, он в поисках места для ночлега натолкнулся на косой каменный козырек под скалой – замечательное укрытие непогоды. Уже забравшись под него, Анборн заметил внутри подозрительного вида кучу камней. Точнее, кольцо камней - рассыпавшихся и наполовину затянутых лиственным перегноем. Однако при известном усилии воображения можно было увидеть в этом кольце каменный очаг, который следопыты складывали на стоянках. В особенности – на более или менее постоянных стоянках. В поисках следов угля и золы Анборн окончательно развалил каменное кольцо и добрался до основной породы, но нашел лишь черные следы земли на нижней части нескольких камней.

Впрочем, даже если бы он нашел окаменевшие угли и золу, это бы ничего не значило. Наверняка эти леса горели не раз – за шестьсот с лишним лет, минувшие с тех пор, как здесь, быть может, прошли Альвион и Арундэль. Или Торхэн Одиночка, предок Нарикзагара, анборновского сослуживца по Лонд-даэрскому отряду. И наследственного владельца митрильного медальона с гербом Азрабэля – знака, который отличался от тех, что нес сейчас с собой Анборн, лишь тэнгвами на тыльной стороне.

По семейному преданию, Торхэн всегда ходил в квэсты один. А значит, и к Двери он пришел один. А значит, и Анборн сможет подняться к Двери один. По крайней мере, подняться – если не войти.

Наутро, при свете дня Анборн тщательнейшим образом исследовал укрытие под каменным козырьком, но не нашел ни следов копоти, ни чего-то такого, что наводило бы на мысли о работе человеческих рук. Закрыв глаза, Анборн медленно и сосредоточенно провел ладонью по полу укрытия, но на его зов не отозвались ни металл, ни даже ржавчина. Впрочем, даже если бы в щель между камнями, несмотря на все предосторожности, которые обычно предпринимают в таких случаях следопыты, и завалилась бы сломанная иголка или металлическая заклепка с сумки, за столько веков сама ржавчина, оставшаяся от металла, сгнила бы в прах.

Ничего, опять ничего. Не пора ли перестать охотиться на ветер? Уже несколько лет Анборн брал осенью отпуск и проводил его в западных отрогах Хитаэглира. Наверное, никто не знал об этих местах – примерно от слияния Митэйтэль и Бруинэна до Карлова перевала – столько, сколько Анборн. Но что толку? Жить здесь никто не жил – ни люди, ни эльфы, охотники сюда забредали нечасто. Орочьи следы попадались лишь двухсот-трехсотлетней давности: тогда, до побед Тар-Калмакиля, орков в этих местах водилось немало.

Лишь однажды от анборновских скитаний случилась явная и несомненная польза: он набрел на опустевшее стойбище троллей, пришедших с севера, прошел по их следу и успел предупредить об опасности небольшое лесное поселение. Троллей удалось выманить на открытое место, где их застал рассвет.

Об этой истории узнали в Лонд Даэр, и сослуживцы стали реже посмеивались над анборновской странностью. Но он знал, что за его спиной даже Нарикзагар, единственный, кого Анборн мог назвать другом, пожимает плечами, когда его спрашивают, что Анборн ищет в горах – уже не клад ли? Старик Амлах, единственный человек, с которым Анборн мог говорить на эту тему откровенно, умер через несколько лет после того, как Анборн получил следопытский плащ и письмо из Армэнэлоса - от лорда Гимильзира, капитана королевского флагмана и потомка Исильдура, старшего брата Арундэля Элэндилиона.

Впрочем, в письме, которое радостный Анборн принес тогда в маленький домик неподалеку от Школы, не было почти ничего такого, чего не знали бы Амлах и Анборн, уже успевший к тому времени прочесть послужные списки следопытов в архивах Лонд-даэрского отряда: да, Арундэль был следопытом и еще в молодости безвестно пропал в Срединных землях. Женат он не был. Про вещи – знаки, фибулу и рог – в семье ничего не знают, посему почтенный Анборн, сын Фалборна, волен распорядиться ими по своему усмотрению. Только в конце приписка о том, что вроде бы Арундэлю Нимрузиро случилось оказать услугу Королевскому Дому, но что это за история, капитан Гимильзир выяснить не смог.

И точно так же с тех пор все следы Альвиона Нимрихиля и Арундэля Элэндилиона, которые Анборну случалось найти, оканчивались ничем или приводили следопыта в тупик.

«Неужели опять?» У Анборна упало сердце, когда он увидел впереди сквозь метель скальную стену, украшенную стеклянным трубами льда и глазурью снега. Он поспешил вперед и через несколько ударов сердца уже стоял у подножья замерзшего водопада, прищурившись и прикрывая глаза от колючего снега.

Пожалуй, если б не лед и не мороз, здесь можно бы подняться наверх: во всяком случае, водопад ниже, чем Палец-скала в окрестностях Лонд Даэр. Для юношей, учившихся в Школе, особой доблестью считалось взобраться на скалу на одних руках, без помощи ног, которые надо было связать вместе, согнув их вдобавок в коленях. Анборн отважился на такое единственным в своем выпуске. Но одно дело – карабкаться на нагретый солнцем утес в тихий летний день, в одной рубашке и штанах, и совсем другое – лезть в сумерках, в метель на обледеневшую скалу в зимней одежде и обуви, в перчатках и с не самым легким мешком за плечами. Но летом, когда вода спадает, здесь могли подниматься люди. Особенно те, кто в юности лазил на Палец-скалу.

Анборн снял маску, чтоб не мешала, и мешок – ветер тут же радостно хлестнул его между лопатками, - достал из мешка связку крепких ясеневых колышков, заготовленных на подобный случай еще пару лет тому назад, и моток веревки. Один конец веревки следопыт обвязал вокруг пояса, а другой привязал к лямке мешка, чтобы забираться наверх без мешка, а потом просто вытянуть его за собой. Проверил, надежно ли сидит в поясных ножнах, пристегнутых к ноге, массивный кинжал, и, подпрыгнув, ухватился за каменный выступ.

Холод камня обжег его сквозь толстые перчатки, как будто Анборн схватился за выступ голыми руками. Возможно, ему следовало попытаться найти прямую дорогу. Но и «прямая» дорога, как говорят, далеко не пряма и опасна ничуть не меньше, чем та, по которой, возможно, пробирался сейчас Анборн. Он смог найти трех людей, которым случалось ходить «прямой» дорогой. Но они были связаны зароком и вдобавок признались, что попросту не помнят ее, потому что по крайней мере часть пути проделали в тумане.

«А если и там ничего не знают? - спросил давешний мерзкий голосок, пока Анборн, балансируя на выступе, рукоятью кинжала сбивал лед, чтобы забить в трещину первый колышек. – Вот будет весело: поистине, ‘пойди туда – не знаю куда, найди то – не знаю что!’».

С колышка Анборн перебрался на боковую стену водопада. Здесь льда почти не было, но приходилось смахивать с каждого уступа снег, а потом проверять, крепко ли держатся камни. Надо было часто менять руки, чтобы они не потеряли чувствительность от холода.

Но другого выхода у Анборна не было. Когда он приехал в Линдон, эльф, которому он показал знаки, потемнел лицом и отказался говорить со следопытом. Анборну пришлось вернуться оттуда несолоно хлебавши. А когда он на следующий день поехал в Гавани вместе с человеком, который был Другом Эльфов, то в ясную летнюю погоду они безнадежно заблудились в пологих безлесых холмах, поросших шелковой травой, над которой раскачивались прозрачные колокольчики. Тогда Анборн понял: во-первых, эльфы и в самом деле что-то знают о тех, кто носил знаки с гербом Азрабэля, а во-вторых, эльфы не хотят об этом говорить. Снова тупик.

В Лонд Даэр он тогда вернулся будучи готов бросить свое безнадежное предприятие. Казалось, следопыты-напарники не умерли, как обычные люди, а просто утонули в океане времени - как исчезают в море тумана окруженные холодом и молчанием белые камни, венчающие древние курганы Тирн Гортад…

До верха водопада оставалось, насколько мог судить Анборн, не более двух человеческих ростов. Однако здесь сбоку и сверху козырьком нависала скала, забраться на которую нельзя было никак. Анборн смог перепрыгнуть обратно на водопад, но через несколько секунд понял, что под руками и под ногами у него нет ничего, кроме скользкого льда. От которого он не может оторвать рук, чтобы не сорваться вниз. По счастью, здесь нависающая козырьком скала слегка прикрывала его от обжигающего ветра. Вцепившись немеющими пальцами в лед, Анборн принялся долбить лед по очереди носками обоих ботинок. И скоро он стоял достаточно прочно, чтобы освободить одну руку и попытаться вбить колышек у себя над головой.

В итоге своих изысканий Анборн начал прекрасно разбираться в истории Лонд Даэр и едва ли не поименно знал всех, кто жил в Виньялондэ в двадцать втором веке: знал, где стояли их дома и мастерские, знал, к какому причалу они привязывали свои лодки. Люди рождались, учились, рубили и сплавляли лес, строили дома и корабли, ловили рыбу, служили в крепости, вступали в брак, у них появлялись дети и внуки. Потом люди умирали, и постепенно память о них заносило илом. Но можно было раскопать эти наносы и найти либо могильную плиту, наполовину вросшую в землю, либо полустершуюся надпись на замковом камне, либо истончившийся от времени пергамент с их собственноручным письмом. Их бытие, пусть и в прошлом, было настоящим и подлинным, иногда – почти ощутимым. А следопыты не упали на дно как падает горсть песка, они растворились в воде как пригоршня соли. Нет, от них остались и рукописи, и отчеты – ветхие, но сохранившиеся в недрах Отряда и Школы. Но если знакомясь с теми, кто был их современниками, Анборн иногда мог слышать их голоса и видеть их как живых людей, Альвион и Арундэль, о которых он думал едва ли не каждый день, оставались для него чем-то вроде неуловимых призраков. Иногда Анборну казалось, что их и не было никогда на свете, что они – всего лишь рябь на поверхности реки времени. Реки, которую Анборн представлял себе похожей на Гватло.

Уже совсем стемнело, и Анборн не сразу заметил сквозь метель вверху над головой чрезвычайно удачный выступ: он торчал из массы льда на манер крючка для одежды и на нем не было ни снега, ни льда. Анборну в голову пришла отличная мысль: он собрал свободную веревку, свисавшую с пояса, и накинул ее петлей на этот выступ. И без особого труда выбрался на него, перебирая руками по веревке и отталкиваясь ногами ото льда.

Пожалуй, помимо знаков, фибулы и рога единственным ощутимым остатком существования Альвиона и Арундэля было неутомимое и неутоленное желание Анборна знать. Следопыт немало размышлял над этой своей странностью. Возможно, в этом интересе была повинна таинственность, явно окружавшая следопытов еще при жизни. Анборн не был бы следопытом, если бы при слове «тайна» у него не начинало быстрее биться сердце.

В своих отчетах и Альвион, и Арундэль явно избегали входить в сколько-нибудь важные детали. Из отчета о пленении Арундэля, к примеру, совершенно невозможно было составить картину, которая сложилась в голове у Анборна по прочтении рукописи Амети Адунимузира – хоть и написанной на ветхом до полупрозрачности папирусе ужасным слогом и почерком, с жуткими ошибками, но зато содержащей бесценные детали и указания: именно там Анборн и обнаружил огласовку имен, начертанных на знаках. И еще там были заметки, сделанные, судя по ехидству и осведомленности автора, рукой Нимрихиля. Тогда Анборн впервые услышал голос сына Альва из рода Асгона Дор-ломинского, спутника Хурина Талиона.

Выбравшись на уступ, Анборн обнаружил, что два или три рангар, отделяющих его от верха водопада представляют собой почти непреодолимое препятствие: вода сверху ровным потоком накатывалась на уже смерзшийся лед, так что теперь над Анборном плавно выдавалось нечто напоминающее китовый бок. Первый колышек вбить не удалось: острие просто сломалось. Под второй Анборну пришлось вначале продолбить отверстие во льду. И сказать, что колышек надежно держался в этом отверстии, Анборн не мог. Кроме того, следопыт дрожал уже так сильно, что опасался выронить и оставшиеся колышки, и кинжал. Стоя на уступе и привалившись к ледяной массе, он залез в поясную сумку и достал оттуда фляжку с эликсиром. Фляжка обожгла холодом губы, но напиток согревал. Через пару минут, когда немного отошли руки и прекратилась дрожь, Анборн принялся долбить лед, чтобы сделать нечто вроде ступенек. Через некоторое время он уже висел над выступом-крючком, вцепившись в лед ногами и рукой и долбя кинжалом очередной выступ.

И если бы не Амети, Анборн никогда бы не узнал о Дэнне Черном. Точнее, не узнал бы, кем Дэнна, о котором слышали даже в Лонд Даэр Энэд, был на самом деле. А не узнав подлинное имя Дэнны, никогда бы ничего не узнал о Бэльтире из Эльдалондэ.

«А если бы я не узнал о Бэльтире, - размышлял Анборн, - я бы никогда тут не оказался…»

Но в этот момент ступенька во льду, за которую он держался левой рукой, хрустнула. И Анборн, бесцельно и бесполезно махнув правой, в которой был зажат кинжал, опрокинулся назад. Его тело само изогнулось вперед в тщетной попытке удержаться, но это привело только к тому, что ноги соскользнули с ледяных ступенек, и Анборн сорвался спиной вперед в метельную пропасть над замерзшей заводью, из которой торчали клыки камней.

Он не успел ни испугаться, ни вскрикнуть, как что-то изо всех сил рвануло его за пояс, а потом изо всех сил ударило – головой, рукой, боком – о покрытые льдом каменные уступы.

 

Анборн пришел в себя от боли и холода, который вцепился ему железными клыками в левую ногу как некий адский пес. Что-то стиснуло его за пояс, а сам он, сотрясаемый ознобом, болтался в воздухе без какой-либо опоры. Следопыт не сразу понял, что раскачивается на веревке, обвязанной вокруг пояса. Значит, мешок за что-то зацепился и остановил падение – но может высвободиться в любой момент.

Стряхнув с лица темный от крови тающий снег, Анборн уставился в темноту, пытаясь разглядеть вторую веревку. А разглядев, принялся осторожно раскачиваться, чтобы дотянуться до нее онемевшими руками. Здорово болел бок и левая нога, которая вдобавок мерзла совершенно дико, как будто она была голая. Диво, что Анборн очнулся раньше, чем замерз насмерть.

Вторая веревка была натянута как струна. Анборн подергал за нее, но, видимо, мешок зацепился внизу достаточно крепко. И тут Анборн понял, что не сможет спуститься вниз: он висел у отвесной ледяной стены без колышков и кинжала. Даже если бы он ухитрился достать из сапога запасной кинжал и перерезать веревку, он бы упал и расшибся окончательно: веревка, зацепившаяся за уступ, держала крепко, но не давала спуститься вниз.

Анборн знал, что Альвиону и Арундэлю случалось выпутываться из неприятностей похуже, но их было двое, а он – один. Возможно, по Тропе Испытаний невозможно больше пройти в одиночку, и Анборн сделал ошибку, которую следопыт делает лишь один раз, потому что она приводит его к гибели.

Но у него не было выхода, и, из последних сил подтягиваясь вверх на своей веревке и отталкиваясь ото льда правой ногой – левая совершенно не слушалась, - следопыт снова полез наверх, на уступ под самой кромкой водопада.

Выбравшись на него, Анборн содрал с лица корку замерзшей крови и увидел, что часть наледи, преграждавшей ему дорогу, упала вместе с ним. Теперь путь наверх был открыт, и по неровному излому крепкого льда Анборн смог выбраться наверх без помощи кинжала, колышков и левой ноги.

У него хватило сил лишь на то, чтобы отползти от края водопада. Чувствуя, что впадает в гибельное оцепенение, он нашарил на поясе сумку и с трудом достал оттуда фляжку. Но руки дрожали так, что ему пришлось отогревать их под курткой несколько минут, прежде чем он рискнул открыть флажку и допить остаток эликсира.

К рукам и правой ноге постепенно возвращалась чувствительность, но боль в левой ноге стала сильнее. Анборн сел и попытался разобраться, что с ногой. Его голая рука коснулась ледяного панциря поверх лодыжки, и он понял, что это замерзшая кровь и что у него сильно разбита, а может быть, и сломана нога.

Внутри него шевельнулся страх. Анборн уперся здоровой ногой о камень на краю водопада и потянул веревку. В рюкзаке были лекарства, запас еды и одежды. Возможно, он сможет дотянуть до утра, чтобы потом спуститься с водопада на веревке и доползти до урочища, где сделает себе костыль и лубки для ноги.

Веревка не поддавалась, и Анборн сообразил, что мешок удерживал его тяжесть во время подъема. Это значило, что мешок зацепился слишком уж надежно. Анборн резко ослабил веревку, а потом дернул ее снова, надеясь, что мешок освободится, потом еще и еще раз – но тщетно. Анборн закричал и потянул за веревку из всех сил, что-то треснуло, и он упал назад.

Веревка лежала на льду как дохлая змея. Анборн снова дернул ее, она больше не сопротивлялась, и вскоре следопыт увидел место, где веревка перетерлась-таки о камень. У него в руках остался обрывок длиной в пять-шесть рангар, не более того. Он сам лишил себя возможности спуститься с водопада и остался без еды и вещей.

Анборн без сил упал на лед, чувствуя, как горячие слезы капля за каплей стекают по его лицу и застывают в волосах и капюшоне, превращаясь в колкие ледяные кристаллы. И проклял себя за глупость, за мальчишество. Кто, кто сказал ему, что по Тропе Испытаний по-прежнему можно подняться? Разве он слышал, чтобы за все шестьсот лет здесь кто-то проходил после Торхэна, чтобы кто-то после Одиночки получал от эльфов имя и знак с этим именем? Нет! Что понесло его в зимние горы, как ни тщеславное желание сравняться с Айрэнаро и Тинвэндилем и разделить то, что принадлежало им? Теперь он заплатит за этой полной мерой…

Анборн сел. Голова кружилась, но действие эликсира еще не кончилось. Он не сразу замерзнет. Пока есть силы, надо попробовать поискать убежище. Может быть, у него получится дожить до утра. Хотя с водопада он теперь сможет спуститься только если наступит оттепель.

Следопыт подполз к стене расщелины и, цепляясь за трещины в камне, встал на ноги. В левой ноге пульсировало горячее острие, но на ней можно было стоять. И можно было даже идти – медленно, превозмогая боль, держась за стены расщелины. И, кусая губы, чтобы унять слезы, Анборн захромал вперед, в темноту метели.

Он нашел и прочел то, что написал Бэльтир. И то, что написал Халдар. Гордясь собой и радуясь собственной проницательности, Анборн из глухих упоминаний, невнятных замечаний и обрывков семейных легенд сплел сеть, в которую пытался поймать ветер и в которую попался сам.

За поворотом ручья, который здесь, в верховьях, был мельче, открылось нечто вроде каменистой поляны. Снега здесь было немного, и Анборн увидел посредине лужицу льда, к которой змеились две или три хрустальные ледяные жилки. И все. Он поднялся к истоку ручья, к каменной зале с тремя каменными стенами и без потолка. Дальше пути не было.

Анборн стоял, держась за каменную стену и покачиваясь. Он пытался изгнать из своей головы мысль о том, что его последняя гавань очень уж мелкая. Потом его взгляд упал налево, на каменную стену. Она была не такая ровная, как остальные: из камня выступало нечто вроде грубой арки.

Что!? Анборн застыл на месте, не сводя глаз с арки. Не может быть… Он оттолкнулся от своей опоры и захромал вперед, и тут ему в лицо ударил ледяной порыв ураганной силы. Следопыта отбросило на каменную осыпь, а ветер загудел в стенах каменной залы как в огромной печной трубе, швыряя в Анборна камешки и сосульки. Было в этом ветре что-то враждебное, нечеловеческое. Не рискуя подняться, Анборн пополз по осыпи к арке. Он был почти уверен, что, вопреки всему, нашел наконец Врата: ветер, обладавший злой волей, сторожил это место не просто так. Ураган ярился над его головой, воем заглушая стук падающих камней и комьев смерзшегося снега, отбирая у человеческого тела последние крохи тепла, но у смерча не хватало сил поднять Анборна и швырнуть его об отвесные утесы стен.

Добравшись до подножья арки, Анборн поднялся, распластавшись на ледяном камне, который если и был теплее урагана, то ненамного.

- Эдр-ро… - прошептал онемевшими губами следопыт, дрожа от озноба. – Л-ласто бэт л-ламмэн, эдро!

Каменная стена содрогнулась, и сердце Анборна забилось надеждой. Но тут ураган снова сотряс горы, словно собираясь силами. Он не мог оторвать Анборна от каменной стены и, кажется, собирался вымесить свою ярость на скалах, которые явно вздрагивали под его ударами.

- Аннон эдэллэн, эдро хи аммэн! – отчаянно крикнул следопыт, пытаясь заглушить вой ветра. – Эдро, ласто бэт…

Но склубившись в призрачного снежного воина, ураган ударил ему в лицо ледяным копьем холода. Анборн закашлялся обожженным горлом и сполз по камню вниз, опустившись на колени, по-прежнему приникнув к двери.

- Меня зовут… Анборн, сын Фалборна… - заговорил он хриплым прерывистым шепотом. – …из Народа Запада… Я прошел… по Тропе Испытаний и прошу пропустить меня в Имладрист через Врата Стражей, - и добавил слова, которых не говорили следопыты, жившие шесть веков тому назад: - Я… Верный.

Его щека, прижатая к стылому камню, онемла. Он услышал чей-то крик – это уже был не ветер, это был жуткий, непрерывный вой, вонзавшийся в сердце копьем ужаса, убивающий всякую жизнь и всякую надежду. Анборн задохнулся. Его обступили ночные призраки и лишенные лиц тени. Самое страшное, что кричал человек и что голос был незнакомый, но словно слышанный однажды.

В предсмертном отчаянии Анборн понял, что Альвион и Арундэль, точно так же, как и он сам, погнались за неким призраком, за некой тенью и погибли, пытаясь схватить руками пустой воздух. От этой мысли силы окончательно оставили Анборна, и он с бесслезным всхлипом упал к подножью каменной арки, так бессмысленно похожей на дверь. Из плохо застегнутой поясной сумки выскользнули ему в ладонь два знака. Даже замерзая, Анборн ощутил их холод – они были холоднее снега, холоднее льда, холодны, как Илурамбар, и сердце следопыта едва не остановилось от этого холода и от воя. Он дернулся, и в руку ему выкатился из сумки небольшой серебряный рог. Пальцы словно сами по себе сжались вокруг рога. Анборн не мог умирать под дикий сверлящий уши вопль. Он поднял рог к губам и затрубил в него – второй раз в жизни, - чтобы не слышать больше этого крика бесконечного отчаяния.

Анборн не чувствовал своих губ, но голос рога резко зазвенел в скалах, заглушив рев бури и вой. Следопыт трубил и трубил, пока кровь не хлынула носом, и рог не захлебнулся. В ушах у него звенело, и он больше не слышал убийственного крика. Перед глазами Анборна заплясали серебряные и голубые искры, и он понял, что умирает. Он больше ничего не чувствовал – ни холода, ни жгучей боли в ноге, ни соленой боли в губах, от которых он оторвал рог вместе с кожей. Серебряные искры метались перед его гаснущим взором словно отблеск негасимых эльфийских светильников на белых одеждах.

«Айрэнаро? Тинвэндиль? – услышал он вдруг чей-то голос, звенящий радостью и надеждой. – Вы все же пришли на мой зов!»

Анборн закашлялся кровью и пришел в себя. Он снова ощущал боль и холод, лежа на острых камнях, куда скатился от подножья каменной арки. Он увидел, как блестят и переливаются алмазы на знаках и сияет серебряный рог возле самых его пальцев. Не понимая, откуда здесь свет, Анборн поднял голову и увидел, что арка превратилась в дверной проем, откуда струит мягкое сияние фэаноров светоч, который держит златовласый эльф в белых одеждах. С плеч эльфа ниспадал плащ, столь плотно расшитый золотыми нитями, что походил на весенний луг, усыпанный лютиками.

Эльф низко поклонился Анборну.

- Врата Стражи открыты для прошедшего Тропу Испытаний. Добро пожаловать в Имлад-рист, Анборн Мэтирно. Анборн, Последний из Стражей.

 

Comments

[kseniya-x.livejournal.com]

Хотела сказать: "о, ты выложила один из моих самых любимых рассказов!" - но потом задумалась - а про какой твой рассказ я так сказать не могу? и что-то ничего не вспомнилось :))))
В любом случае очень здорово было прочесть его снова! особенно сейчас ;)

[anariel-rowen.livejournal.com]

Да, я в том числе и про тебя думала... имея в виду везунчиков :))