Окончание "Фокус-группы"

[anariel_r]

— Вы как хотите, — сказала Родина-мать, — а я в эту душегубку не пойду.

- И я тоже, — сказала Дама с собачкой. — Вы что же, нас испарить хотите?

Светящееся Существо рассмеялось.

- Испаритесь вы сами, — сказало оно, — без всякой помощи. Подождите еще часок-другой, и испаритесь. Или хуже.

- Что значит — хуже? — спросила Дездемона.

- Кто знает. Сложно предсказать, куда метнется испугавшийся себя ум. Один может стать говорящим роялем, обреченным на вечное одиночество. Другой — болотной тиной, думающей одно и то же десять тысяч лет. Третий — запахом фиалок, наглухо запаянным в ржавой кастрюле. Четвертый — отблеском заката на глазном яблоке замерзшего альпиниста. Для всего этого есть слова. А как насчет того, для чего их нет?

- Роялем? — повторил Монтигомо. — Запахом фиалок?

- Это не самое страшное. Куда серьезней другое. Нет никакой уверенности, что, став затерянной в космосе заячьей лапкой, вы будете помнить, что эта лапка — вы. Понимаете? Вы — это вы, пока вы помните, что это вы. А если вы этого не помните, так это, наверно, уже и не вы? — Светящееся Существо тихонько засмеялось. — Или все еще вы? Величайшие философы человечества были бессильны ответить на этот вопрос. Тем более что сами не были уверены, они это или нет... Если серьезно, то никто не гонит вас в счастье насильно. Вы сделали выбор. Вот ведущая к нему дверь. Войдите в нее, пока вы еще помните, как ходят! Никто не знает, что случится, когда вы разбредетесь по бесконечности, откуда никто не возвращается назад.

- И что, со всеми будет то же самое, что с этой бедняжкой? — спросила Дама с собачкой. — Я имею в виду, нас так же разорвет на клочки?

— Все зависит от того, чем занят в последнюю минуту ум. Это как салют — одна вспышка голубая, другая розовая. Один залп дает стрелы, другой - гирлянды.

- А это точно не больно? — спросил Телепузик.

— Да будьте же вы мужчиной. Не бойтесь.

Это, видимо, задело Телепузика.

- А кто вам сказал, что я боюсь? — спросил он, вставая.

Когда он подошел к аппарату, стало видно, что его брюки сзади словно разъело кислотой — на заду, ляжках и икрах появились дыры, сквозь ко­торые виднелось тело в красных пятнах. Сам он, похоже, не знал об этом, поскольку не пытался прикрыться. Монтигомо издал стон отвращения. Похожий звук вырвался и у Дамы с собачкой, но Телепузик не обратил внимания, решив, видимо, что это реакция на его общую неуклюжесть. Утопив сиденье в складках своего тела, он принял позу бла­гочестивого ныряльщика.

— О чем думать? — спросил он.

— Представь себе сад, полный румяных яблочек, — сказало Светящееся Существо. - Я шучу. Впрочем, можно действительно представить такой сад или какой-нибудь другой позитивный образ. Можно негативный. Это не особо важно. Наклоняем голову...

Телепузик последний раз поглядел на товари­щей по последнему путешествию, словно стараясь увидеть что-то в их глазах, но, видимо, не нашел того, что искал. Выдохнув, он уронил лицо в пис­суар.

На этот раз все случилось иначе. Как только лицо Телепузика оказалось внутри металлической выемки, его тело вздулось, одновременно став про­зрачным, словно воздушный шарик. Все произошло практически мгновенно - прозрачные ноги оторвались от дырчатого сиденья и взлетели к по­толку, а руки раскинулись в стороны, словно ко­роткие крылышки. Раздался такой же хлопок, как в прошлый раз.

- Никого не забрызгало? — поинтересовалось Светящееся Существо. — Шутка... Сиденье дезинфицируется. Тоже шутка.

- Теперь я, — сказала Дездемона. — А то уши болят.

По оттянувшимся вниз мочкам было видно, как тяжелы стали ее серьги; они заметно шевелились. Как только Дездемона приняла требуемую позу, ее тело дернулось и превратилось на секунду в корот­кий толстый кнут, который оглушительно щелкнул в воздухе и исчез. Отличнику показалось, что он разглядел на кнуте чешуйки и зигзагообразную по­лосу, но все произошло слишком быстро, чтобы можно было сказать наверняка.

Следующей в бесконечное счастье отправилась Родина-мать. Подойдя к аппарату, она несколько минут внимательно его разглядывала.

- Хотела бы я дожить до дня, когда эту машину построят! — сказала она.

- Так ты до него и дожила, — ответило Светящееся Существо.

- Ну, в общем, да, — без энтузиазма согласилась Родина-мать. — Можно и так сказать.

- В чем разница?

Родина-мать пожала плечами.

- Все-таки, — сказала она.

Монтигомо поднял руку.

- Хочу спросить, — сказал он. — Можно?

- Валяй.

- Может, это праздное любопытство. Но все-таки мне интересно, а потом вопросы задавать бу­дет, я думаю, уже поздно...

- Давай без предисловий, лапочка. Время не ждет.

- Я вот чего никак не могу понять. Когда душа попадает в рай, с ней случается лучшее из возможного. Но разве может лучшее из возможного меняться каждый год?

- А почему нет?

- Тогда это будет уже не лучшее. Тогда сегодня рай будет не тем, чем вчера, а завтра не тем, чем се­годня... Это даже звучит странно... Правда? Разве могут в высшем порядке вещей происходить такие же скачки и шатания, как на земле?

- А сам как думаешь? — спросило Светящееся Существо.

- Думаю, что нет.

- Правильно. В чем же тогда вопрос?

- Вы ведь сказали правду? Про то, что в будущем построят такой аппарат?

— Конечно. Я всегда говорю правду.

- А тем, кто попадал сюда до нас, вы тоже говорили правду?

- Естественно.

— И они тоже видели перед собой этот, как его... Глоботрон?

- Родной мой, для тебя это глоботрон. А у них просто не возникало вопроса, что это такое. Чудо, оно и есть чудо.

- А что вы показывали тому же древнему египтянину? Или христианину?

- Каждому свое, извиняюсь за каламбур. Только показываем не мы. Вы все показываете себе сами, понимаете? Египтянин видел загробную реку и восход новой жизни. Христиане, прячась за ветками своих любимых яблонь, наблюдали второе пришествие Христа, и вообще весь свой видеоклип, в котором высшее блаженство исходит от гвоздей. Сейчас все стало проще, Если бы вам, взыскатель­ным потребителям, стали что-то говорить про Божью любовь, вы резонно попросили бы вопло­тить ее в чем-нибудь ощутимом. Как вы, собствен­но, и сделали. Поэтому с практичными людьми мы с самого начала решаем вопрос в практической плоскости. Хотя, конечно, встречаются исключе­ния... Тут перед вами один интересный пассажир был. Белые чулочки, ослиные уши на тесемке — непростая душа. Целый час на меня кидался. Я, гово­рит, слышал, что в Бардо к свету идти надо. Я его спрашиваю - так чего ты тогда все время кре­стишься? На всякий случай, говорит...

Светящееся Существо заразительно засмеялось.

Вдруг в зале полыхнуло багровым пламенем, и раздался оглушительный удар. Родина-мать, про которую совсем забыли, исчезла, не попрощав­шись, и вокруг аппарата теперь висело постепенно растворяющееся облако пара.

- Уй, напугала, - пробормотало Светящееся Существо.

- Так, значит, всем прежним душам вы говорили неправду? — спросил Монтигомо.

- Неправду? Да почему же неправду. Давайте я еще раз объясню, и хватит разговоров, идет?

- Хорошо, - сказал Монтигомо. – Только чтобы я понял.

- Понимание зависит от вас, не от меня, — сказало Светящееся Существо. — Мост к бесконечному счастью, про который мы говорим, вовсе не соединяет вас с чем-то внешним, с какой-то реальностью, существующей в другом измерении. Я всего лишь помогаю вам найти дорогу к самим себе. Я соединяю то, к чему вы всю жизнь стреми­лись, с тем, что туда стремилось. При этом проис­ходит, если так можно выразиться, короткое замы­кание субъекта с объектом. Но обе эти части — просто полюса магнита. Просто половинки вашего существа, как два полушария мозга, как правая ру­ка и левая. Ваши мечты - это и есть вы сами, и если вы стремитесь к чему-то внешнему, то исклю­чительно из-за непонимания того, что внешнего нет нигде, кроме как внутри, а внутри нет нигде во­обще. Часто окружающий вас кошмар так беспро­светен, что вы говорите — нет в жизни счастья... Может быть, его там и нет. Но раз вы знаете, чего именно там нет, значит, оно есть где-то еще. И если вы знаете, какое оно, оно уже присутствует в вас самих. Это и есть рай. Так вот, мост в это счас­тье всегда один и тот же. В том смысле, что не ме­няются те точки, которые он соединяет. А вот архи­тектурные особенности этого моста в каждую эпоху различаются. Он может иметь множество опор и быть прямым как стрела. Он может висеть на тро­сах. Он может изгибаться колесом. Его могут укра­шать статуи мраморных красавиц или жуткие серые химеры. Но это не играет роли, потому что мост нужен только для того, чтобы перейти его. Потом он исчезает. А то, как именно он выглядит, — со­вершенно произвольная частность, которая не име­ет никакого отношения ни к правде, ни ко лжи...

- Так что, христианам прошлого вы показыва­ли Иисуса Христа, а нам показываете какой-то ап­парат, и все это правда?

— Именно так.

Монтигомо подумал еще немного.

— Но ведь будет одно из двух. Либо одно вто­рое пришествие, либо другое. Ведь не может этот аппарат существовать в одном мире с воскресшим Иисусом. Так что же действительно случится в бу­дущем?

— В будущем случится следующее. Вы по очереди встанете, подойдете к глоботрону и испытаете лучшее, что приберегли для вас жизнь и смерть. И там, я уверяю, вы найдете ответы на свои вопросы. Ибо забыть вопрос в виду его полной никчемности тоже означает ответить на него. Причем более полного ответа не бывает, потому что тем самым вопрос исчерпывается окончательно.

Светящееся Существо еще говорило, когда Монтигомо решился. Бормоча что-то неслышное — может быть, молитву, — он подошел к цветку и принял требуемую позу. Раздался треск, и он пре­вратился в три фонтана радужного пара, словно от каждого из электродов пустили вверх струю брызг из гигантского пульверизатора.

— Как в парикмахерской, — весело сказало Светящееся Существо. — Ну а теперь ты, мой любимчик. Последний. Иди скорее к своей окончательной Playstation. Все-таки ты у меня настоящий провидец. Как ты говорил? Хотелось бы играть в игры, где все свежие впечатления сжаты в минимальном объеме времени? Вот оно, перед тобой. Прямо по индивидуальному заказу.

Отличник осторожно потрогал оправу своих очков. Теперь она казалась сделанной из живой ко­лючей проволоки — ее шипы медленно шевели­лись, словно начиная понемногу приходить в себя.

- А где Дама с собачкой? — спросил он. — Собачку вижу, вон лежит. А сама она где?

- Уже отправилась.

- Когда это?

- А ты в это время что-то говорил, — ответило Светящееся Существо. — Просто не обратил вни­мания.

- Разве? — подозрительно переспросил Отличник. — А собачку что, бросила?

- Женщины — вздорные, переменчивые и пустые создания, — сказало Светящееся Существо. — Им вообще не свойственно такое чувство, как привязанность. Они его только имитируют, чтобы войти к человеку в доверие. Теперь, когда мы остались вдвоем, можно говорить об этом открыто. Разве это не так?

- Не буду спорить, - сказал Отличник. – У меня вопрос.

- Валяй.

- Что будет потом?

- Потом? Когда потом?

- Ну, после того, как это... Произойдет. Что со мной будет потом?

Светящееся Существо несколько секунд молча­ло, словно соображая.

— А, вот ты о чем. Ничего.

- Простите?

- Ну подумай сам. Сейчас с тобой случится самое лучшее из того, что только может быть. Ты ведь не хочешь, чтобы потом было хуже?

- Нет.

- Так его и не будет.

- То есть как?

- Да так. Зачем оно. Время ведь штука субъективная. Ты умный человек и должен это понимать. Сколько, по-твоему, длилось заседание фокус-группы?

- Часа три, — сказал Отличник. - Или даже четыре, если с самого начала, пока знакомились.

— Ошибочка. На самом деле прошла всего се­кунда.

- Как одна секунда?

- Так. Видишь, какой она может быть долгой. И это не предел. А теперь тебе пора.

- Почему вы так уверены, что я отправлюсь вслед за этими баранами? — спросил Отличник.

Светящееся Существо промолчало. Отличник обвел взглядом окружающую тьму, словно сообра­жая, куда бежать. Вдруг он вскрикнул и схватился за лицо.

- Вот поэтому, — сказало Светящееся Существо. — Выбор у нас есть. Но он, как всегда, диалектический.

Отличник кое-как добрался до аппарата и сжал ногами нижний электрод. На несколько мгновений боль отпустила, и он оторвал руки от лица. Его гла­за были залиты кровью. Стекла очков покрывала сетка трещин.

- Не понимаю, чего ты дожидаешься, — сказало Светящееся Существо. — Свобода рядом.

Отличник увидел на металлической штанге пе­ред своим лицом маленький логотип - черное слово «GLOBO» в желтом картуше и веселую крас­ную надпись «Die Smart!» [Умирай по-умному!] рядом.

- Последний вопрос, — сказал он. — Честное слово, самый-самый последний.

- Слушаю, - терпеливо сказало Светящееся Существо.

Отличник открыл рот, но времени у него дейст­вительно не осталось. Очки изогнулись и впились ему в глаза. Он взвыл и попытался сбить их с лица, но это не получилось. Тогда он начал хлопать перед собой в ладоши, словно аплодируя происходящему с ним кошмару. С пятой или шестой попытки ему удалось поймать пластину электрода для рук. Он уронил голову в углубление серебряного писсуара, и тогда...

Светящееся Существо как-то поскучнело. Неко­торое время оно сидело в своем цветке, тихонько покачивая капюшоном. Постепенно капюшон пере­стал светиться, опал, и вниз по металлическому стеблю проплыло округлое утолщение — словно проглоченный кролик спускался по пищеводу уда­ва. Дойдя до основания стебля, утолщение вывали­лось наружу в виде чего-то похожего на дыню в сморщенном кожаном мешке.

Одновременно с этим сделался виден окружаю­щий мир, скрытый до этого мраком. Вокруг, во все стороны до горизонта, лежала каменистая пустыня. Из нее торчали блестящие штыри, под которыми подрагивали в пыли продолговатые кожистые яйца. Над некоторыми стеблями мерцали таинственным огнем белые цветы, но их окружали коконы черно­го тумана, и они были видны еле-еле, как сквозь за­копченное стекло.

Небо над пустыней было затянуто тучами. Их разрывал похожий на рану просвет, в котором сия­ло что-то пульсирующее и лиловое. Из просвета вылетали сонмы голубых огоньков. Они опускались вниз, закручивались вокруг светящихся цветов и, исполнив короткий сумасшедший танец, с треском исчезали в их металлических стеблях. Изредка один или два огонька вырывались из этого круговорота и уносились назад к небу. Тогда по металлическим цветам проходила волна дрожи, и над пустыней раздавался протяжный звук, похожий то ли на сиг­нал тревоги, то ли на стон, полный сожаления о на­всегда потерянных душах.