Скитания Хурина-3.
May. 11th, 2016 07:56 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
anariel_r"Скитания Хурина" по-прежнему неприятны политической актуальностью.
==============
Среди рукописных набросков обнаружился следующий текст, который я стану называть «С»: отец записывал свои размышления по части развития сюжета. Эта черновая и торопливо набросанная заметка, с многочисленными сокращениями (которые я раскрыл), предшествует обоим фрагментам-заменам, «А2» и «В2», являясь основой для них.
Скитания Хурина.
? Когда должно выясниться, что Асгорн сотоварищи в тюрьме. Кажется, их заточение сюда не подходит, однако их приход в Брэтиль необходим, чтобы «бросить тень» и пробудить страх и ненависть в сердце Харатора.
Полагаю, что два заключения [т. е. Асгорна с его людьми и Хурина, о чем рассказывается дальше] – это слишком; да и Харатор рассвирепел ни с того, ни с сего. Его приговор таков: пришельцев щадят из-за убийства Глаурунга; но из-за убийства Брандира их выгоняют, поскольку он не желает терпеть тут никого из Дома Хадора.
Асгорн говорит, что это жестоко. Он требует вернуть их
[стр. 267]
оружие, «иначе как нам выжить в глуши?». Но Харатор говорит, что никто из Дорломина не будет носить оружия в Брэтиле. Когда их уводят, Асгорн спрашивает, намеревается ли Харатор обойтись столь же по-орочьи с Хурином. «Поживем - увидим», - говорит Харатор.
[Этот абзац был вычеркнут сразу после того, как был записан> [Мантор, предводитель>] Предводитель / Тайглинской заставы возвращает им оружие и прощается с ними весьма вежественно; но предупреждает, что объявлено «состояние войны» (что дает господину / хранителю право отдавать приказы всем военнообязанным) и что если они снова явятся в Брэтиль, он или любой другой предводитель или дозорный будет стрелять в них. Они уходят, но скрываются, следя за переправами, однако упускают Хурина, который приходит из Димбара. Хурину не следует заходить с Тайглинской переправы, и на Хауд-эн-Эллэт его тоже не находят (в его случае здесь нет значимости, да и курган «перегружать» не следует).]
Асгорну с товарищами завязывают глаза, когда ведут в Обэль Халад, и выводят тем же путем, каким привели (чтобы они не могли больше ничего узнать о Брэтиле). Потому они прячутся неподалеку от опушки в этих местах и так упускают Хурина, который пересек Бритиах и двинулся к переправам Тайглина.
Местность возле Бритиаха и по-над Сирионом какое-то время была землей Мантора (брата Хунтора, погибшего в теснине). Но Мантор как один из главных военачальников и будучи из рода халадин командовал основными силами возле переправ Тайглина. (Харатор не любил Мантора, потому что многие хотели избрать его хранителем, - этого… закон. А может, Мантор и сам хотел стать хранителем.). Предводителем заставы возле Бритиаха был Энтор [> был поэтому главный помощник по имени Эбор, из людей Мантора (назначен им)], младший брат Хунтора и Мантора. Так что Мантор быстро узнал о случившемся: ведь вся его семья восхищалась Турином и поддерживала его, гордясь родством с Домом Хадора. Так что Энтор [> Эбор] послал гонцов к Мантору, чтобы известить его о возможном приходе Хурина, бежавшего из Ангбанда.
В последней части «Нарн» (ОН) можно проследить появление Хунтора (< Торбарта) сначала как Албарта, который просто один из добровольцев, вызвавшихся сопровождать Турина при нападении на Глаурунга: он назван по имени лишь потому, что упал и утонул в Кабэд-эн-Арас. В первом из отвергнутых фрагментов («А1», стр. 265) после смерти Брандира новым владыкой Брэтиля становится Харатор, «брат Хунтора, погибшего в теснине Таэглина»; и про него однозначно сказано, что он «не питал любви к Дому Хадора и не был их крови». Эти слова, повторенные во фрагменте-замене «А2» (стр. 263), имеют огромную важность для повествования.
Существенным моментом в ранней истории народа Халэт было то, что род их владык был в родстве с Домом
[стр. 268]
Хадора благодаря «двойному браку» Галиона, сына Хадора, с безымянной дочерью Халэта Охотника и дочери Хадора Глорвэндиль – с Хундором, сыном Халэта (см. «Серые анналы», § 171 и комментарий). Этот двойной брак сохранился в дальнейшей, видоизмененной истории эдайн после того, как генеалогическое место Халэта Охотника занял Халмир (стр. 236); в результате родственные связи выглядят так:
Но сложность родственных связей дополнительно возросла благодаря введению новой родственной связи с Домом Бэора: брака Бэльдис и Хандира Брэтильского (см. схемы на стр. 231 и 237):
Таким образом, Турин приходился троюродным братом Брандиру и по линии Хадора, и по халадинской линии; в то время как по линии Бэора он приходился Брандиру троюродным племянником – эти генеалогические хитросплетения порадовали бы Хэмфаста Гэмджи! Разбирая эти родственные связи в заметке, сделанной в то время, отец заметил, что «халадин бы с большей готовностью приняли Турина, когда стали известны, точно или нет, его настоящее имя и происхождение», коль скоро он приходился родней их владыкам. Харатор, с другой стороны, «не питал любви к Дому Хадора и не был их крови» (несмотря на то, что он тоже приходился Турину троюродным братом: его двоюродная бабушка Харэт была родной бабкой Турина).
Генеалогическое древо халадин (стр. 237) также относится к этому периоду: Харатор здесь седьмой повелитель халадин, преемник
[стр. 269]
Брандира и брат Хунтора, причем Харатор и Хунтор - сыновья Хундада, чей отец Хундар пал в Нирнаэт.
Враждебность нового владыки к Дому Хадора – с самого начала принципиальный момент в истории прихода Хурина в Брэтиль; но в последнем абзаце заметки-размышления «С» (стр. 267) мы видим, как внутри большого клана появляется отдельная семья, которая, напротив, гордится своим родством с Домом Хадора и, таким образом, не близка по духу новому повелителю.
В «С» значимость Хунтора возросла еще более: он становится покойным братом Мантора (и, таким образом, как будет скоро видно, он должен перестать быть братом Харатора). Мантор уже упоминался в изначальном наброске СХ, но появляется он только в момент обнаружения Хурина у Хаул-эн-Эллэт (стр. 275 в окончательной версии) в качестве предводителя тамошней заставы; а теперь в «С» он становится родственником Хурина и поборником ценностей и добродетелей эдайн. Как было введено его родство с Домом Хадора, видно из исправления, сделанного в конце отвергнутого фрагмента «В1» (стр. 266): «не был он [Харатор] человеком великого сердца, как брат его Хунтор» > «…как потомки Халдира и Хириль, его сестры»*. Здесь в роде Народа Халэт появляется Хириль, и генеалогическое древо прирастает четвертым ребенком Халмира в дополнение к Халдиру, Хундару и Харэт. В замене «В2» (стр. 264) эта фраза выглядит как «не был он человеком великого духа, как Хунтор и Мантор, потомки Хириль». (То, что Мантор по матери – внук Хириль, сказано дальше в тексте СХ, см. стр. 289.).
В «С» Харатор по-прежнему носит это имя, но, по всей видимости, он должен был обзавестись новым, уже получив новую родословную, отделяющую его от сторонников Дома Хадора, Хунтора и Мантора. Новое имя – Харданг – появляется в тексте-замене «А2» (стр. 263) – и появление этого имени в сюжетной последовательности (??эпизоде??) из связанных с «Нарн» бумаг, между прочим, указывает, что данный текст был написан, когда отец серьезно продвинулся в работе над «Скитаниями Хурина», если не заверил ее. На стр. 256 сказано, что когда Брандира Хромого выбрали в вожди Брэтиля, «многие бы предпочли его двоюродных братьев Хунтора или Харданга», а на стр. 258 говорится, что Мантор приходился родичем Хурину и двоюродным братом – Хардангу.
Эта новая семья внутри большого клана была введена в небрежных поправках к родословному древу халадин (стр. 237), которое я даю ниже в сжатом виде:
* Ранее Хириль вводилась как вторая дочь Халмира, его дочь Харэт сначала носила имя «Хириэль» (см. сноску на стр. 235).
[стр. 270]
Дата рождения Харданга – 470 год, Хунтора – 467, а Мантора – 469.
Из «С» (стр. 267) также явствует, что возникла новая концепция социального устройства народа Брэтиля и слово «халадин» получило новое значение: о Манторе говорится, что он «один из главных военачальников и … из рода халадин» и что «многие хотели избрать его хранителем». В это связи интересна следующая отдельная заметка (записанная на обороте страницы с размышлениями отца о родственных связях Турина, упомянутой на стр. 268): «Титул вождей Брэтиля не должен быть ни «повелитель», ни «господин». Они избирались из семьи Халдада, называвшейся «халадин», то есть «хранители». Поскольку «хал(а)» = на старом языке дома Бэора и Халдада «стража, охрана». «Халад» значило «хранитель» («Халдад» - «сторожевой пес»).». Эти новые идеи появляются тексте-замене «А2» (стр. 263), где о Харданге сказано, что его сделали халадом, «поскольку он был из халадин, рода Халэт, из которого избирались все вожди». Также сказано, по следам заметки-размышления «С», что Харданг не был дружен с Мантором, «который также был из халадин». Напротив, в первом варианте этого места (стр. 265) Харатор зовется «новый господин халадин», где «халадин» явно по-прежнему означает целый народ.
В последнем абзаце «С» (стр. 267) возникает младший брат Хунтора и Мантора - Энтор, «предводитель заставы возле Бритиаха» (в дополнениях к родословному древу халадин это имя – «Энтор» - было дано мужу Хириль, и другого имени у него нет; муж Мэлэт по всей видимости носит имя «Агатор»). Потом упоминание об Энторе в этом предложении было заменено на упоминание об Эборе, «главном помощнике…, из людей Мантора (назначен им)», откуда следует, что отец собирался убрать и слова «младший брат Хунтора и Мантора», но забыл; это подкрепляется тем фактом, что Эбор, когда он появляется в тексте-замене «А2» (стр. 263), упоминает об отсутствии Мантора: «Господин мой Мантор, воевода северных пределов, не здесь». Мантор «не здесь», поскольку, как сказано в «С», он «предводительствует главными силами на переправах Тайглина»; Асгон и его спутники вошли в Брэтиль на севере, неподалеку от Бритиаха,
[стр. 271]
и ушли тем же путем, снова повстречавшись с Эбором и получив от него обратно свое оружие.
Единственный темный момент – то, что отряд Асгона не смог встретить возвращавшегося Хурина. Здесь отец колебался. Из вычеркнутого четвертого абзаца «С» (стр. 267) видно, что отец, решив, что Асгорн и его люди не оказались в заточении, остановился на мысли, что их выдворили из Брэтиля возле переправ: оружие им возвращает «предводитель Тайглинской заставы»; и они скрываются неподалеку. И так они упустили Хурина, «который приходит из Димбара» (т.е. вошел в Брэтиль с севера, перейдя Бритиах, как ранее поступил Асгорн). Отец написал, что Хурину не следует входить в Брэтиль через Тайглинские переправы и что его не должны найти лежащим возле Хауд-эн-Эллэт (что уже было в черновой рукописи).
Но отец, конечно, очень быстро передумал и (в пятом абзаце) вернулся к наличной истории о том, что Хурина находят возле переправ дозорные; отец теперь пишет, что Асгорна и его людей выставляют из Брэтиля там же, где они вступили в его пределы, и что они «прячутся неподалеку от опушки в этих местах» - потому они и упустили Хурина. Но во фрагменте-замене «В2» изгои решают не оставаться у северной опушки леса и идут к переправам.
Теперь я вернусь в тексту, который оставил в конце второго переписанного пассажа («В2») на стр. 265. Следует помнить о том, что, начиная с этого места, машинописный текст относится к стадии до внесения важных изменений в форме пассажей-замен, проанализированных выше, в повествование. Так что «господин Брэтиля» зовется Харатор; термин «халад» пока отсутствует, а резиденция правителя пока не именуется «Обэль Халад». Вместо того, чтобы переписать существующей текст сообразно новым представлениям, отец счел достаточным поправить его. Эти поправки весьма многочисленны, но по большей однообразны и последовательны («господин» все время исправляется на «халад» или «вождь»), и указание на все изменения в тексте сделало бы его нечитабельным (это верно и применительно к короткому фрагменту на стр. 263-264 между двумя вставками: здесь «Харданг» на самом исправлено из напечатанного «Харатор»).
И вот Хурин, придя в Димбар, собрался с силами и в одиночестве направился к темным подножьям Эхориад (27). Во всем том краю царили холод и запустение; и, наконец достигнув крутого обрыва и не видя, как можно подняться дальше, Хурин остановился и огляделся с малой надеждой. Он стоял у подножья огромного камнепада под отвесной каменной стеной, не зная, что это все, что осталось от старого Пути Бегства: Сухая Река была перекрыта, а врата-арка – засыпаны (28).
[стр. 272]
Тогда Хурин взглянул в серое небо, мысля, что, быть может, ему повезет еще раз увидеть орлов, как случилось давным-давно, когда он был юн (29). Но увидел он лишь тени, несомые с востока, и тучи, клубящиеся над недосягаемыми пиками; и в камнях свистел ветер. Однако Великие орлы ныне удвоили свою стражу и заметили Хурина далеко внизу, одинокого в меркнущем свете. И тотчас сам Соронтар, коль скоро весть казалась важной, уведомил о том Тургона.
Но молвил Тургон:
- Нет! Невозможно поверить в такое! Разве что Моргот уснул. Ты ошибаешься.
- Нет, не так, - отвечал Соронтар. – Будь у Орлов Манвэ в обычае так ошибаться, владыка, тщетно искал бы ты укрытия.
- Тогда недоброе предвещают твои слова, - изрек Тургон, - ибо тогда единственное, что значат они, так это то, что самый Хурин Талион преклонился пред волей Моргота. Мое сердце закрыто.
Но, отпустив Соронтара, Тургон долго восседал в раздумье, и тяжело было у него на душе, когда вспоминал он деяния Хурина. И открыл он свое сердце и послал за орлами, дабы те искали Хурина и доставили его, если возможно, в Гондолин. Но было слишком поздно, и больше орлы не видели Хурина ни при свете, ни во тьме.
Ибо Хурина охватило отчаяние пред суровым молчанием Эхориад, и луч заходящего солнца, пронзив тучи, окрасил его седые волосы алым. Тогда громко вскричал он в глуши, не заботясь о том, кто может его услышать, и проклял безжалостный край, «жестокий, как сердца эльфов и людей». Наконец поднялся он на огромный валун и, раскинув руки, глядя в сторону Гондолина, воззвал громким голосом:
- Тургон, Тургон! Вспомни топи Сэрэха!
И снова:
- Тургон! Хурин взывает к тебе. О Тургон, услышишь ли меня в своих сокрытых чертогах?
Но не было ответа, и все, что услышал он, был шелест сухой травы под ветром.
- Так шелестели и травы Сэрэха на закате, - молвил он.
И, пока говорил Хурин, солнце закатилось за Горы Тени, тьма опустилась на него, ветер упал и на пустоши наступила тишина.
Но были уши, что услышали слова, изреченные Хурином, глаза, что видели его движения; и вскоре известился обо всем Темный Трон на Севере. Тогда улыбнулся Моргот: теперь он точно знал, в каком краю обитает Тургон, пусть даже благодаря орлам ни один его соглядатай еще не видел земли за окружными горами. Таково
[стр. 273]
было первое зло, причиненное освобождением Хурина (30).
Когда сгустилась тьма, Хурин с трудом спустился с камня и погрузился, словно человек в беспамятстве, в глубокий сон горя. Но во сне услышал он голос Морвэн, ее плач: она все повторяла его имя; и почудилось ему, будто голос доносился из Брэтиля. Посему, пробудившись с приходом дня, он встал и двинулся обратно; вернулся он к броду и, словно человек, которого ведет невидимая длань [он пошел вдоль реки Таэглин, пока, прежде исхода третьего дня, не достиг места >] он пошел вдоль опушки Брэтиля, пока через четыре дня пути не достиг Таэглина: к тому времени его невеликие припасы истощились и его мучил голод. Но Хурин все шел, подобно тени человека, гонимого темным ветром, и ночью достиг переправ, где и перебрался в Брэтиль.
Ночные дозорные, увидев его, исполнились ужаса и не осмелились шевельнуться или крикнуть; ибо им помстилось, что они видели призрака из какого-нибудь кургана, воздвигнутого после битвы, призрака, что шествовал, окутанный тьмой. И еще много дней люди опасались, как бы ночь не застала их у переправ, кроме как большим числом и с огнями.
Хурин же шел дальше, пока на исходе шестого дня не достиг наконец места, / где сожгли Глаурунга, и не увидел высокий камень, стоящий недалеко от обрыва Кабэд Наэрамарт.
Но Хурин не взглянул на камень, ибо знал, что на нем написано, и глаза его приметили, что он не один. В тени камня кто-то сидел, уронив голову на колени. Верно, бездомный бродяга, сломленный старостью, так измученный дорогой, что не обратил внимание на приход Хурина; но некогда эти лохмотья были женской одеждой. Наконец, пока Хурин стоял там в молчании, женщина сбросила свой изорванный капюшон и медленно подняла голову: она осунулась от голода, точно волк, которого долго травили. Серым было ее лицо, с заострившимся носом, беззубое; исхудавшая рука цеплялась за плащ на груди. Но внезапно ее глаза заглянули в его глаза, и тогда Хурин узнал ее; ибо, хотя были те очи полны безумия и страха, все еще горели они светом, который трудно было вынести: то был эльфийский свет, по которому давным-давно получила она свое имя – Элэдвэн, самая гордая из смертных женщин былых дней.
- Элэдвэн! Элэдвэн! – воскликнул Хурин; и она поднялась и, пошатнувшись, шагнула к нему, и он сжал ее в объятьях.
- Наконец ты вернулся, - произнесла она. – Слишком долго я ждала.
- Темен был мой путь. Я вернулся, как только смог, - отвечал он.
[стр. 274]
- Но ты пришел слишком поздно, - молвил она, - слишком поздно. Они погибли.
- Я знаю, - сказал он. – Но ты еще здесь.
- Уже нет, - произнесла она. – Мои силы на исходе. Я уйду вместе с солнцем. Они погибли, - она вцепилась в его плащ. – Мало времени осталось, - молвила она. – Скажи мне, если знаешь: как она нашла его.
Но Хурин не отвечал: он сидел подле камня, держа Морвэн в объятьях; и больше они не говорили. Солнце село, и Морвэн вздохнула, сжала его руку – и застыла; и Хурин знал, что она умерла.
Так скончалась Морвэн гордая и прекрасная; и Хурин смотрел на нее в сумерках, и чудилось ему, будто морщины горя и жестоких тягот разгладились. Холодным, бледным и суровым было ее лицо.
- Она не побеждена, - молвил он; и закрыл ей глаза, и сидел недвижный подле нее всю ночь. Шумели воды Кабэд Наэрамарт, но он не слышал ни звука, ничего не видел и не чувствовал, ибо сердце его обратилось в камень, и думал он, что останется здесь, пока не умрет сам.
Потом поднялся пронизывающий ветер и швырнул в лицо Хурину капли дождя; и внезапно он очнулся, и из черной бездны явился в нем гнев, подобный дыму, затмевая разум, так что желал он единственно отмщения за все причиненное ему зло и зло, причиненное его родным, виня в своей муке всех тех, кто имел с ними общение.
Он встал и взял Морвэн на руки; и тотчас понял, что у него нет сил нести ее. Он был голоден, и стар, и подобен тоскливой зиме. Медленно он положил Морвэн обратно подле стоячего камня.
- Побудь здесь еще немного, Элэдвэн, - сказал он, - пока я не вернусь. Даже волк не сможет причинить тебе горшей боли. Но народ этой бессердечной земли проклянет тот день, когда ты встретила здесь смерть!
И Хурин побрел прочь и вернулся к броду Таэглина; и там упал он возле Хауд-эн-Эллэт, и нашла на него темнота; и лежал там, как человек в глубоком сне. Утром, прежде чем заря вернула его к бодрствованию, его обнаружили дозорные, которым Харданг наказал особо приглядывать за этим местом.
Первым заметил лежащего человек по имени Сагрот и смотрел на него в изумлении и испуге, ибо догадался он, кто этот старик.
- Сюда! – крикнул он тем, кто шел за ним следом. – Глядите! Это, верно, Хурин. Незваные гости не солгали: он явился!
- На тебя, Сагрот, можно положиться: ни одной напасти не пропустишь, - сказал Форхэнд.
[стр. 275]
- Не порадуется халад таким вестям. Что же делать? Может, Хардангу больше придется по душе, коли мы остановим беду на его границах и выдворим ее прочь.
- Выдворим прочь? – произнес Авранк.
Он был сыном Дорласа (31): невысокий молодой мужчина, смуглый и темноволосый, однако сильный; любимец Харданга, как его отец.
- Выдворим? Какой из этого прок? Беда вернется! Добралась же она от самого Ангбанда, если верна твоя догадка. Погляди на него! Вид у него суровый и меч на боку, но охвачен он крепким сном. Нужно ли, чтобы он пробудился к новому горю? [Приписано:] Если хочешь порадовать вождя, Форхэнд, то здесь ему и настанет конец.
Такова была тень, что пала на сердца людей, когда распространилась власть Моргота, а страх гулял, где хотел; однако еще не все сердца затемнились.
- Стыдитесь! – воскликнул Мантор-предводитель, что, подходя к ним, услышал эти слова. – И больше всех ты, Авранк, хоть ты и молод! Ты ведь слышал о деяниях Хурина Хитлумского – или счел их побасенками, что плетут у очага? Что же делать, в самом деле! Так твой совет – убить его во сне. Из преисподней явился этот помысел!
- Он тоже, - отвечал Авранк. – Если это и впрямь Хурин. Кто знает?
- Скоро узнаем, - сказал Мантор и, подойдя к лежащему Хурину, опустился на колени, взял его руку и поцеловал.
- Пробудись! – воскликнул он. – Подмога близка. И если ты Хурин, я помогу тебе, чем только смогу.
- И за всякую помощь отплатит он злом, - сказал Авранк. – Говорю же: он пришел из Ангбанда.
=============
Начало перевода тут.
Продолжение перевода
==============
Среди рукописных набросков обнаружился следующий текст, который я стану называть «С»: отец записывал свои размышления по части развития сюжета. Эта черновая и торопливо набросанная заметка, с многочисленными сокращениями (которые я раскрыл), предшествует обоим фрагментам-заменам, «А2» и «В2», являясь основой для них.
Скитания Хурина.
? Когда должно выясниться, что Асгорн сотоварищи в тюрьме. Кажется, их заточение сюда не подходит, однако их приход в Брэтиль необходим, чтобы «бросить тень» и пробудить страх и ненависть в сердце Харатора.
Полагаю, что два заключения [т. е. Асгорна с его людьми и Хурина, о чем рассказывается дальше] – это слишком; да и Харатор рассвирепел ни с того, ни с сего. Его приговор таков: пришельцев щадят из-за убийства Глаурунга; но из-за убийства Брандира их выгоняют, поскольку он не желает терпеть тут никого из Дома Хадора.
Асгорн говорит, что это жестоко. Он требует вернуть их
[стр. 267]
оружие, «иначе как нам выжить в глуши?». Но Харатор говорит, что никто из Дорломина не будет носить оружия в Брэтиле. Когда их уводят, Асгорн спрашивает, намеревается ли Харатор обойтись столь же по-орочьи с Хурином. «Поживем - увидим», - говорит Харатор.
[Этот абзац был вычеркнут сразу после того, как был записан> [Мантор, предводитель>] Предводитель / Тайглинской заставы возвращает им оружие и прощается с ними весьма вежественно; но предупреждает, что объявлено «состояние войны» (что дает господину / хранителю право отдавать приказы всем военнообязанным) и что если они снова явятся в Брэтиль, он или любой другой предводитель или дозорный будет стрелять в них. Они уходят, но скрываются, следя за переправами, однако упускают Хурина, который приходит из Димбара. Хурину не следует заходить с Тайглинской переправы, и на Хауд-эн-Эллэт его тоже не находят (в его случае здесь нет значимости, да и курган «перегружать» не следует).]
Асгорну с товарищами завязывают глаза, когда ведут в Обэль Халад, и выводят тем же путем, каким привели (чтобы они не могли больше ничего узнать о Брэтиле). Потому они прячутся неподалеку от опушки в этих местах и так упускают Хурина, который пересек Бритиах и двинулся к переправам Тайглина.
Местность возле Бритиаха и по-над Сирионом какое-то время была землей Мантора (брата Хунтора, погибшего в теснине). Но Мантор как один из главных военачальников и будучи из рода халадин командовал основными силами возле переправ Тайглина. (Харатор не любил Мантора, потому что многие хотели избрать его хранителем, - этого… закон. А может, Мантор и сам хотел стать хранителем.). Предводителем заставы возле Бритиаха был Энтор [> был поэтому главный помощник по имени Эбор, из людей Мантора (назначен им)], младший брат Хунтора и Мантора. Так что Мантор быстро узнал о случившемся: ведь вся его семья восхищалась Турином и поддерживала его, гордясь родством с Домом Хадора. Так что Энтор [> Эбор] послал гонцов к Мантору, чтобы известить его о возможном приходе Хурина, бежавшего из Ангбанда.
В последней части «Нарн» (ОН) можно проследить появление Хунтора (< Торбарта) сначала как Албарта, который просто один из добровольцев, вызвавшихся сопровождать Турина при нападении на Глаурунга: он назван по имени лишь потому, что упал и утонул в Кабэд-эн-Арас. В первом из отвергнутых фрагментов («А1», стр. 265) после смерти Брандира новым владыкой Брэтиля становится Харатор, «брат Хунтора, погибшего в теснине Таэглина»; и про него однозначно сказано, что он «не питал любви к Дому Хадора и не был их крови». Эти слова, повторенные во фрагменте-замене «А2» (стр. 263), имеют огромную важность для повествования.
Существенным моментом в ранней истории народа Халэт было то, что род их владык был в родстве с Домом
[стр. 268]
Хадора благодаря «двойному браку» Галиона, сына Хадора, с безымянной дочерью Халэта Охотника и дочери Хадора Глорвэндиль – с Хундором, сыном Халэта (см. «Серые анналы», § 171 и комментарий). Этот двойной брак сохранился в дальнейшей, видоизмененной истории эдайн после того, как генеалогическое место Халэта Охотника занял Халмир (стр. 236); в результате родственные связи выглядят так:
Но сложность родственных связей дополнительно возросла благодаря введению новой родственной связи с Домом Бэора: брака Бэльдис и Хандира Брэтильского (см. схемы на стр. 231 и 237):
Таким образом, Турин приходился троюродным братом Брандиру и по линии Хадора, и по халадинской линии; в то время как по линии Бэора он приходился Брандиру троюродным племянником – эти генеалогические хитросплетения порадовали бы Хэмфаста Гэмджи! Разбирая эти родственные связи в заметке, сделанной в то время, отец заметил, что «халадин бы с большей готовностью приняли Турина, когда стали известны, точно или нет, его настоящее имя и происхождение», коль скоро он приходился родней их владыкам. Харатор, с другой стороны, «не питал любви к Дому Хадора и не был их крови» (несмотря на то, что он тоже приходился Турину троюродным братом: его двоюродная бабушка Харэт была родной бабкой Турина).
Генеалогическое древо халадин (стр. 237) также относится к этому периоду: Харатор здесь седьмой повелитель халадин, преемник
[стр. 269]
Брандира и брат Хунтора, причем Харатор и Хунтор - сыновья Хундада, чей отец Хундар пал в Нирнаэт.
Враждебность нового владыки к Дому Хадора – с самого начала принципиальный момент в истории прихода Хурина в Брэтиль; но в последнем абзаце заметки-размышления «С» (стр. 267) мы видим, как внутри большого клана появляется отдельная семья, которая, напротив, гордится своим родством с Домом Хадора и, таким образом, не близка по духу новому повелителю.
В «С» значимость Хунтора возросла еще более: он становится покойным братом Мантора (и, таким образом, как будет скоро видно, он должен перестать быть братом Харатора). Мантор уже упоминался в изначальном наброске СХ, но появляется он только в момент обнаружения Хурина у Хаул-эн-Эллэт (стр. 275 в окончательной версии) в качестве предводителя тамошней заставы; а теперь в «С» он становится родственником Хурина и поборником ценностей и добродетелей эдайн. Как было введено его родство с Домом Хадора, видно из исправления, сделанного в конце отвергнутого фрагмента «В1» (стр. 266): «не был он [Харатор] человеком великого сердца, как брат его Хунтор» > «…как потомки Халдира и Хириль, его сестры»*. Здесь в роде Народа Халэт появляется Хириль, и генеалогическое древо прирастает четвертым ребенком Халмира в дополнение к Халдиру, Хундару и Харэт. В замене «В2» (стр. 264) эта фраза выглядит как «не был он человеком великого духа, как Хунтор и Мантор, потомки Хириль». (То, что Мантор по матери – внук Хириль, сказано дальше в тексте СХ, см. стр. 289.).
В «С» Харатор по-прежнему носит это имя, но, по всей видимости, он должен был обзавестись новым, уже получив новую родословную, отделяющую его от сторонников Дома Хадора, Хунтора и Мантора. Новое имя – Харданг – появляется в тексте-замене «А2» (стр. 263) – и появление этого имени в сюжетной последовательности (??эпизоде??) из связанных с «Нарн» бумаг, между прочим, указывает, что данный текст был написан, когда отец серьезно продвинулся в работе над «Скитаниями Хурина», если не заверил ее. На стр. 256 сказано, что когда Брандира Хромого выбрали в вожди Брэтиля, «многие бы предпочли его двоюродных братьев Хунтора или Харданга», а на стр. 258 говорится, что Мантор приходился родичем Хурину и двоюродным братом – Хардангу.
Эта новая семья внутри большого клана была введена в небрежных поправках к родословному древу халадин (стр. 237), которое я даю ниже в сжатом виде:
* Ранее Хириль вводилась как вторая дочь Халмира, его дочь Харэт сначала носила имя «Хириэль» (см. сноску на стр. 235).
[стр. 270]
Дата рождения Харданга – 470 год, Хунтора – 467, а Мантора – 469.
Из «С» (стр. 267) также явствует, что возникла новая концепция социального устройства народа Брэтиля и слово «халадин» получило новое значение: о Манторе говорится, что он «один из главных военачальников и … из рода халадин» и что «многие хотели избрать его хранителем». В это связи интересна следующая отдельная заметка (записанная на обороте страницы с размышлениями отца о родственных связях Турина, упомянутой на стр. 268): «Титул вождей Брэтиля не должен быть ни «повелитель», ни «господин». Они избирались из семьи Халдада, называвшейся «халадин», то есть «хранители». Поскольку «хал(а)» = на старом языке дома Бэора и Халдада «стража, охрана». «Халад» значило «хранитель» («Халдад» - «сторожевой пес»).». Эти новые идеи появляются тексте-замене «А2» (стр. 263), где о Харданге сказано, что его сделали халадом, «поскольку он был из халадин, рода Халэт, из которого избирались все вожди». Также сказано, по следам заметки-размышления «С», что Харданг не был дружен с Мантором, «который также был из халадин». Напротив, в первом варианте этого места (стр. 265) Харатор зовется «новый господин халадин», где «халадин» явно по-прежнему означает целый народ.
В последнем абзаце «С» (стр. 267) возникает младший брат Хунтора и Мантора - Энтор, «предводитель заставы возле Бритиаха» (в дополнениях к родословному древу халадин это имя – «Энтор» - было дано мужу Хириль, и другого имени у него нет; муж Мэлэт по всей видимости носит имя «Агатор»). Потом упоминание об Энторе в этом предложении было заменено на упоминание об Эборе, «главном помощнике…, из людей Мантора (назначен им)», откуда следует, что отец собирался убрать и слова «младший брат Хунтора и Мантора», но забыл; это подкрепляется тем фактом, что Эбор, когда он появляется в тексте-замене «А2» (стр. 263), упоминает об отсутствии Мантора: «Господин мой Мантор, воевода северных пределов, не здесь». Мантор «не здесь», поскольку, как сказано в «С», он «предводительствует главными силами на переправах Тайглина»; Асгон и его спутники вошли в Брэтиль на севере, неподалеку от Бритиаха,
[стр. 271]
и ушли тем же путем, снова повстречавшись с Эбором и получив от него обратно свое оружие.
Единственный темный момент – то, что отряд Асгона не смог встретить возвращавшегося Хурина. Здесь отец колебался. Из вычеркнутого четвертого абзаца «С» (стр. 267) видно, что отец, решив, что Асгорн и его люди не оказались в заточении, остановился на мысли, что их выдворили из Брэтиля возле переправ: оружие им возвращает «предводитель Тайглинской заставы»; и они скрываются неподалеку. И так они упустили Хурина, «который приходит из Димбара» (т.е. вошел в Брэтиль с севера, перейдя Бритиах, как ранее поступил Асгорн). Отец написал, что Хурину не следует входить в Брэтиль через Тайглинские переправы и что его не должны найти лежащим возле Хауд-эн-Эллэт (что уже было в черновой рукописи).
Но отец, конечно, очень быстро передумал и (в пятом абзаце) вернулся к наличной истории о том, что Хурина находят возле переправ дозорные; отец теперь пишет, что Асгорна и его людей выставляют из Брэтиля там же, где они вступили в его пределы, и что они «прячутся неподалеку от опушки в этих местах» - потому они и упустили Хурина. Но во фрагменте-замене «В2» изгои решают не оставаться у северной опушки леса и идут к переправам.
Теперь я вернусь в тексту, который оставил в конце второго переписанного пассажа («В2») на стр. 265. Следует помнить о том, что, начиная с этого места, машинописный текст относится к стадии до внесения важных изменений в форме пассажей-замен, проанализированных выше, в повествование. Так что «господин Брэтиля» зовется Харатор; термин «халад» пока отсутствует, а резиденция правителя пока не именуется «Обэль Халад». Вместо того, чтобы переписать существующей текст сообразно новым представлениям, отец счел достаточным поправить его. Эти поправки весьма многочисленны, но по большей однообразны и последовательны («господин» все время исправляется на «халад» или «вождь»), и указание на все изменения в тексте сделало бы его нечитабельным (это верно и применительно к короткому фрагменту на стр. 263-264 между двумя вставками: здесь «Харданг» на самом исправлено из напечатанного «Харатор»).
И вот Хурин, придя в Димбар, собрался с силами и в одиночестве направился к темным подножьям Эхориад (27). Во всем том краю царили холод и запустение; и, наконец достигнув крутого обрыва и не видя, как можно подняться дальше, Хурин остановился и огляделся с малой надеждой. Он стоял у подножья огромного камнепада под отвесной каменной стеной, не зная, что это все, что осталось от старого Пути Бегства: Сухая Река была перекрыта, а врата-арка – засыпаны (28).
[стр. 272]
Тогда Хурин взглянул в серое небо, мысля, что, быть может, ему повезет еще раз увидеть орлов, как случилось давным-давно, когда он был юн (29). Но увидел он лишь тени, несомые с востока, и тучи, клубящиеся над недосягаемыми пиками; и в камнях свистел ветер. Однако Великие орлы ныне удвоили свою стражу и заметили Хурина далеко внизу, одинокого в меркнущем свете. И тотчас сам Соронтар, коль скоро весть казалась важной, уведомил о том Тургона.
Но молвил Тургон:
- Нет! Невозможно поверить в такое! Разве что Моргот уснул. Ты ошибаешься.
- Нет, не так, - отвечал Соронтар. – Будь у Орлов Манвэ в обычае так ошибаться, владыка, тщетно искал бы ты укрытия.
- Тогда недоброе предвещают твои слова, - изрек Тургон, - ибо тогда единственное, что значат они, так это то, что самый Хурин Талион преклонился пред волей Моргота. Мое сердце закрыто.
Но, отпустив Соронтара, Тургон долго восседал в раздумье, и тяжело было у него на душе, когда вспоминал он деяния Хурина. И открыл он свое сердце и послал за орлами, дабы те искали Хурина и доставили его, если возможно, в Гондолин. Но было слишком поздно, и больше орлы не видели Хурина ни при свете, ни во тьме.
Ибо Хурина охватило отчаяние пред суровым молчанием Эхориад, и луч заходящего солнца, пронзив тучи, окрасил его седые волосы алым. Тогда громко вскричал он в глуши, не заботясь о том, кто может его услышать, и проклял безжалостный край, «жестокий, как сердца эльфов и людей». Наконец поднялся он на огромный валун и, раскинув руки, глядя в сторону Гондолина, воззвал громким голосом:
- Тургон, Тургон! Вспомни топи Сэрэха!
И снова:
- Тургон! Хурин взывает к тебе. О Тургон, услышишь ли меня в своих сокрытых чертогах?
Но не было ответа, и все, что услышал он, был шелест сухой травы под ветром.
- Так шелестели и травы Сэрэха на закате, - молвил он.
И, пока говорил Хурин, солнце закатилось за Горы Тени, тьма опустилась на него, ветер упал и на пустоши наступила тишина.
Но были уши, что услышали слова, изреченные Хурином, глаза, что видели его движения; и вскоре известился обо всем Темный Трон на Севере. Тогда улыбнулся Моргот: теперь он точно знал, в каком краю обитает Тургон, пусть даже благодаря орлам ни один его соглядатай еще не видел земли за окружными горами. Таково
[стр. 273]
было первое зло, причиненное освобождением Хурина (30).
Когда сгустилась тьма, Хурин с трудом спустился с камня и погрузился, словно человек в беспамятстве, в глубокий сон горя. Но во сне услышал он голос Морвэн, ее плач: она все повторяла его имя; и почудилось ему, будто голос доносился из Брэтиля. Посему, пробудившись с приходом дня, он встал и двинулся обратно; вернулся он к броду и, словно человек, которого ведет невидимая длань [он пошел вдоль реки Таэглин, пока, прежде исхода третьего дня, не достиг места >] он пошел вдоль опушки Брэтиля, пока через четыре дня пути не достиг Таэглина: к тому времени его невеликие припасы истощились и его мучил голод. Но Хурин все шел, подобно тени человека, гонимого темным ветром, и ночью достиг переправ, где и перебрался в Брэтиль.
Ночные дозорные, увидев его, исполнились ужаса и не осмелились шевельнуться или крикнуть; ибо им помстилось, что они видели призрака из какого-нибудь кургана, воздвигнутого после битвы, призрака, что шествовал, окутанный тьмой. И еще много дней люди опасались, как бы ночь не застала их у переправ, кроме как большим числом и с огнями.
Хурин же шел дальше, пока на исходе шестого дня не достиг наконец места, / где сожгли Глаурунга, и не увидел высокий камень, стоящий недалеко от обрыва Кабэд Наэрамарт.
Но Хурин не взглянул на камень, ибо знал, что на нем написано, и глаза его приметили, что он не один. В тени камня кто-то сидел, уронив голову на колени. Верно, бездомный бродяга, сломленный старостью, так измученный дорогой, что не обратил внимание на приход Хурина; но некогда эти лохмотья были женской одеждой. Наконец, пока Хурин стоял там в молчании, женщина сбросила свой изорванный капюшон и медленно подняла голову: она осунулась от голода, точно волк, которого долго травили. Серым было ее лицо, с заострившимся носом, беззубое; исхудавшая рука цеплялась за плащ на груди. Но внезапно ее глаза заглянули в его глаза, и тогда Хурин узнал ее; ибо, хотя были те очи полны безумия и страха, все еще горели они светом, который трудно было вынести: то был эльфийский свет, по которому давным-давно получила она свое имя – Элэдвэн, самая гордая из смертных женщин былых дней.
- Элэдвэн! Элэдвэн! – воскликнул Хурин; и она поднялась и, пошатнувшись, шагнула к нему, и он сжал ее в объятьях.
- Наконец ты вернулся, - произнесла она. – Слишком долго я ждала.
- Темен был мой путь. Я вернулся, как только смог, - отвечал он.
[стр. 274]
- Но ты пришел слишком поздно, - молвил она, - слишком поздно. Они погибли.
- Я знаю, - сказал он. – Но ты еще здесь.
- Уже нет, - произнесла она. – Мои силы на исходе. Я уйду вместе с солнцем. Они погибли, - она вцепилась в его плащ. – Мало времени осталось, - молвила она. – Скажи мне, если знаешь: как она нашла его.
Но Хурин не отвечал: он сидел подле камня, держа Морвэн в объятьях; и больше они не говорили. Солнце село, и Морвэн вздохнула, сжала его руку – и застыла; и Хурин знал, что она умерла.
Так скончалась Морвэн гордая и прекрасная; и Хурин смотрел на нее в сумерках, и чудилось ему, будто морщины горя и жестоких тягот разгладились. Холодным, бледным и суровым было ее лицо.
- Она не побеждена, - молвил он; и закрыл ей глаза, и сидел недвижный подле нее всю ночь. Шумели воды Кабэд Наэрамарт, но он не слышал ни звука, ничего не видел и не чувствовал, ибо сердце его обратилось в камень, и думал он, что останется здесь, пока не умрет сам.
Потом поднялся пронизывающий ветер и швырнул в лицо Хурину капли дождя; и внезапно он очнулся, и из черной бездны явился в нем гнев, подобный дыму, затмевая разум, так что желал он единственно отмщения за все причиненное ему зло и зло, причиненное его родным, виня в своей муке всех тех, кто имел с ними общение.
Он встал и взял Морвэн на руки; и тотчас понял, что у него нет сил нести ее. Он был голоден, и стар, и подобен тоскливой зиме. Медленно он положил Морвэн обратно подле стоячего камня.
- Побудь здесь еще немного, Элэдвэн, - сказал он, - пока я не вернусь. Даже волк не сможет причинить тебе горшей боли. Но народ этой бессердечной земли проклянет тот день, когда ты встретила здесь смерть!
И Хурин побрел прочь и вернулся к броду Таэглина; и там упал он возле Хауд-эн-Эллэт, и нашла на него темнота; и лежал там, как человек в глубоком сне. Утром, прежде чем заря вернула его к бодрствованию, его обнаружили дозорные, которым Харданг наказал особо приглядывать за этим местом.
Первым заметил лежащего человек по имени Сагрот и смотрел на него в изумлении и испуге, ибо догадался он, кто этот старик.
- Сюда! – крикнул он тем, кто шел за ним следом. – Глядите! Это, верно, Хурин. Незваные гости не солгали: он явился!
- На тебя, Сагрот, можно положиться: ни одной напасти не пропустишь, - сказал Форхэнд.
[стр. 275]
- Не порадуется халад таким вестям. Что же делать? Может, Хардангу больше придется по душе, коли мы остановим беду на его границах и выдворим ее прочь.
- Выдворим прочь? – произнес Авранк.
Он был сыном Дорласа (31): невысокий молодой мужчина, смуглый и темноволосый, однако сильный; любимец Харданга, как его отец.
- Выдворим? Какой из этого прок? Беда вернется! Добралась же она от самого Ангбанда, если верна твоя догадка. Погляди на него! Вид у него суровый и меч на боку, но охвачен он крепким сном. Нужно ли, чтобы он пробудился к новому горю? [Приписано:] Если хочешь порадовать вождя, Форхэнд, то здесь ему и настанет конец.
Такова была тень, что пала на сердца людей, когда распространилась власть Моргота, а страх гулял, где хотел; однако еще не все сердца затемнились.
- Стыдитесь! – воскликнул Мантор-предводитель, что, подходя к ним, услышал эти слова. – И больше всех ты, Авранк, хоть ты и молод! Ты ведь слышал о деяниях Хурина Хитлумского – или счел их побасенками, что плетут у очага? Что же делать, в самом деле! Так твой совет – убить его во сне. Из преисподней явился этот помысел!
- Он тоже, - отвечал Авранк. – Если это и впрямь Хурин. Кто знает?
- Скоро узнаем, - сказал Мантор и, подойдя к лежащему Хурину, опустился на колени, взял его руку и поцеловал.
- Пробудись! – воскликнул он. – Подмога близка. И если ты Хурин, я помогу тебе, чем только смогу.
- И за всякую помощь отплатит он злом, - сказал Авранк. – Говорю же: он пришел из Ангбанда.
=============
Начало перевода тут.
Продолжение перевода
