Еще про заек

[anariel_r]

Чтоб потом еще раз не резать - вторая половина пятой главы романа. Стихи Азрафэль. 

Достал из ножен Правого и положил его справа, чтобы был под рукой, потом извлек из ножен Левого и положил меч себе на колени. Чуть изогнутая серая полоса не желала меркнуть даже во тьме мордорской ночи.

- Защищай, - сказал ему Долгузагар, но, почувствовав исходящее от меча недовольство, поправился: - Убивай.

И на ощупь воткнул Левого между камней, защищавших его изножье. По лезвию соскользнула в землю еле заметная фиолетовая искра, и воцарилась полная темнота. Воздух был недвижим, как будто Долгузагар лежал не под открытым небом, а в склепе.

- Спокойной ночи, - произнес Долгузагар вслух, чтобы избавиться от этого наваждения, но голос прозвучал глухо, словно его гасил нависший потолок.

Он вскинул руку, чтобы развеять иллюзию… и ударился запястьем о камень. Долгузагар осознал, что видит сон, но одновременно им овладел дикий страх: он знал, что лежит в своем родовом склепе далеко на юге. Если повернуть голову, он увидит ряды вырубленных в камне ниш с мертвецами. Нет, он не будет смотреть туда… но голова его повернулась сама, и в неверном фиолетовом свете он увидел ссохшуюся кожу, облепившую кости, распадавшиеся в прах одежды, желтые зубы, обнажившиеся словно в усмешке. Все мертвое. Ужас захлестнул его: казалось, покойники шевелятся, в мерцающем свете пыльные драгоценные камни, заменившие им глаза, подмигивали ему своими гранями. Отчаянье стиснуло ему сердце, и он как фиолетовая искра ушел вниз, в толщу камня, в самый щит материка, под которым текли реки лавы. Он знал, что они огненно-красные, как живая кровь, но сейчас лава казалась ему фиолетово-бледной: вязкая жидкость, что медленно струится по жилам мертвеца, гонимая последними ударами сердца. Он был личинкой в трупе Земли.

Бледная река, что влекла его за собой, стремилась к месту слияния. Он видел издали этот болезненно пульсирующий сгусток. Нарыв, понял он, вот что это такое. Который вот-вот прорвется. Его бросило в самую середину, снизу раздался низкий гул, и столб бледного пламени ударил изнутри в плоть Земли, прожигая и плавя камень, превращая его в пар. Долгузагара швырнуло вверх, в темноту, подсвеченную алым сполохом вулканического пламени.

Сквозь него плыли видения мучительной красоты и силы: по воздуху летел лебяжекрылый корабль, серебряная звезда в хрустальном шаре светила с высоты, и шесть ее лучей были подобны звукам арфы. Черный как грозовая туча щит и другой, синий как ночное небо, усыпанное звездами. Черный щит ударил, синий щит раскололся, и звезды осыпались с него брызгами росы. И вторая серебряная звезда, близнец первой, ударила в грозовое облако и вспыхнула, умирая в огне. Грозовой щит простерся до самой небесной тверди, но во тьме полыхнула ослепительная молния и вонзилась в самую середину черного щита, и тот распался, рассыпался со страшным гулом и грохотом, сотрясая мироздание, увлекая Долгузагара в безвременную ночь небытия.

 

Пробуждение и свинцово-серое утро не принесли Долгузагару ничего нового, сон запечатлелся в его памяти с болезненной четкостью: словно отворачиваешься, чтобы не видеть, но перед глазами стоит все то же самое.

- Мне нет никакого дела до всех вас, слышите? – зло бросил Долгузагар.

Конечно, никто ему не ответил, лишь речка по-прежнему шумела в отдалении. Долгузагар потер запястье, которое во сне рассадил о каменный козырек.

Чем-то ощущения коменданта напоминали похмелье, но голова не болела, напротив, в ней образовалась какая-то неприятная ясность: Долгузагар совершенно четко осознавал, что все сущее в мире внушает ему сильнейшее отвращение. Рана почти не ощущалась, не было и слабости, просто коменданту совершенно ничего не хотелось – ни вставать, ни идти, ни есть, ни пить, ни тем более общаться с орками. Но лежать на камне и смотреть в мутное небо было еще противнее.

Застегивая пояс и убирая в ножны мечи, которые сегодня тоже были угрюмее обычного, Долгузагар подумал, что все выглядит так, как будто уснул он на лицевой стороне мироздания, а проснулся на изнаночной. И когда он взобрался на дозорную скалу и трое самых мелких орков резво вскочили на ноги, приветствуя начальство, Долгузагар осознал, что эта самая изнанка имеет облик орочьих рыл. С комендантом явно творилось что-то неладное: его больше не тошнило ни от их запаха орков, ни от их вида. Просто он больше не мог существовать в одном с ними мире.

То ли снаги уловили его настроение, то ли еще по какой причине, но они попятились от Долгузагара и сбились в кучу у дальней стены: молчали, не скреблись и вообще старались не издавать никаких звуков. Тут из-за поворота донесся топот, и через полминуты на площадку выскочил запыхавшийся лейтенант Рагаз. И затормозил шагах в пяти от Долгузагара.

- Ну? – спросил комендант: у него уже не было сил на осмысленное общение с орками.

- Как ночевали, господин? Какие будут приказания, чего изволите? - Рагаз отчетливым образом юлил.

Долгузагар молча на него посмотрел, и Рагаз немедленно убрал голову в плечи, словно огромная уродливая черепаха.

- Позвольте доложить, - уже другим тоном произнес он. – На утренней поверке обнаружено отсутствие двух рыл. Вроде как срыли вниз по реке.

Долгузагар покосился на притихших часовых: все снаги на месте, значит, сбежали боевые. Еще вчера коменданта это если бы не расстроило, то озаботило. Сегодня ему было все равно.

- Тогда радуйтесь, - сказал он оркам. – Будет у вас жратва, когда догоним дезертиров.

В ответ у кого-то из снаг заурчало в брюхе.

- Лейтенант, чтобы через пять минут весь отряд был внизу, - и Долгузагар ткнул пальцем вниз, под скалу.

 

Наверное, еще вчера дорога с орками оказалась бы для Долгузагара тяжелым испытанием. Но сегодня даже вонища, которой шибало от орков, оставляла его равнодушным. Он гнал их впереди себя, подхлестывая неумолимой волей. И орки хоть и чурались воды и при первой же возможности выскакивали на сушу, отфыркиваясь и отплевываясь на кошачий манер, однако шли вброд быстро и молча, без нытья и жалоб. Еще Долгузагар строго-настрого запретил им гадить и плевать в реку.

Дезертиры обнаружились на той поляне, где орки убили лошадь. Один из боевых валялся кверху брюхом. Сквозь здоровенную дыру на кожаных штанах было видно, что из его ляжки вырезан изрядный шмат мяса. Но, судя щедрым брызгам черной крови, убийце не суждено было отведать лакомый кусок. Пройдя по кровавым следам за стоячие камни, Долгузагар увидел и его: орк еще дышал, зажимая слабеющей лапой рану на груди. При виде человека он тихо завыл и съежился, словно хотел спрятаться. Долгузагар отвернулся от него и вышел обратно на поляну.

- Привал, - сказал он оркам, жадно косившимся на труп и раздувавшим ноздри на кровавую вонь. – И обед.

Пока твари жрали, он, повернувшись к ним спиной, сидел на камне у воды, перебирая звенья эльфийской уздечки. Шум реки не мог заглушить ни чавканья, ни смачного рыгания, ни омерзительного звука рвущейся под крепкими клыками плоти.

Когда звуки орочьей трапезы более-менее утихли, Долгузагар повернул голову: от двух дезертиров осталась лишь гора окровавленных костей, а оставшиеся в живых сыто сопели, кое-кто уже даже задрых. Кольчуги и кожанки растянулись у них на животах, рыла лоснились.

- Подъем, - приказал Долгузагар.

Теперь, когда можно было идти по пологому берегу ручья, Долгузагар погнал орков еще быстрее. Внутри у коменданта не было ни голода, ни жажды, вообще ничего. Он просто шел вперед, размеренно и быстро переставляя ноги. И вскоре из ударов сердца, шороха шагов, негромкого позвякивания амуниции начал выковываться ритм песни.

«Эта женщина в белом платье»… Не повернув головы, Долгузагар, миновал пирамидку, сложенную из камней и увенчанную седлом. «…Мне хорошо знакома…» - и позади остались валуны, похожих на лежащих мумакиль.

«Эта женщина в белом платье…»

Не глядя, он топтал кустики травы, которая казалась неживой под угрюмым свинцовым небом.

«…Одна выходит из дома».

За долиной, окаймленной иззубренными, темными как железо, скалами, река чуть повернула налево, сделавшись мельче и тише. Но всякие следы растительности исчезли.

«…Эта женщина в белом платье

Разбивает зеркал отраженья».

Скалы постепенно становились ниже, отступали в сторону, земля делалась более ровной. Орки, свесив из пастей языки, уже не бежали рысцой, а брели, все чаще спотыкаясь и время от времени с тоской оглядываясь на Долгузагара.

«…Эта женщина в белом платье

Не знает страха, сомненья».

Очередная остановка случилась, когда вершины позади них начали одеваться дымным покровом ночи, а впереди, за последними скалами предгорий, замаячила унылая равнина. У одного из снаг нога застряла между камнями, шедший следом выругался и толкнул его, и снага с громким визгом повалился на землю, вывернув ногу. Подвывая, он вытащил ногу из ловушки, но над ним уже собрался весь остальной отряд, одним глазам косясь на пострадавшего, а другим – на человека.

Долгузагар кивнул, и скимитар Рагаза опустился на горло снаге. Кровь брызнула на сапоги коменданта.

- Ужин, - сказал Долгузагар и отошел на берег, напиться. Речка обмелела, вода в ней подернулась пленкой пепла и горчила на вкус. Добро пожаловать домой. В Мордор.

«…Эта женщина в белом платье…»

Когда от снаги остались лишь ошметки доспехов, Долгузагар снова поднял орков и гнал их до тех пор, пока сам хоть что-то различал в сгущавшемся мраке.

Потом, поднял голову от седельной сумы, служившей ему подушкой, комендант увидел, что настало хмурое утро. И что по соседству дрыхнет уже не пятеро, а четверо орков: сбежал боевой, поставленный на караул. Разбуженный пинком Рагаз начал было оправдываться, но замер под неподвижным взглядом коменданта.

Они пошли дальше по Горгороту. Через несколько часов хода ручей превратился в грязную струйку воды, а потом и вовсе распался на мутные лужи. Беглец осушил последнюю не больше, чем за час до них. Четыре предпоследние вылакали орки, пятую, морщась от едкой горечи, выпил Долгузагар. На зубах у него скрипели песок и пепел. Фляг ни у кого не нашлось.

…Эта женщина в белом платье

Тронет сердце холодной рукою…

Еще через пару часов они увидели вдали серую ковыляющую фигуру. Заметив их, беглый орк попытался прибавить шагу, но надолго его не хватило: вскоре отряд начал его нагонять. Орки приободрились, в животах у них заурчало.

…Эта женщина в белом платье

Всегда остается собою…

Долгузагар смотрел, как орки, набросившись на беглеца, рвут его зубами и когтями, кромсают скимитарами, и ничего не чувствовал. Его вообще ничего не интересовало, кроме песни, которая мучительно стучала у него в висках. Но чтобы сложить ее, надо было идти, поддерживая ритм.

- Встать, - сказал он. Голос Долгузагара звучал так, как будто в его горле не осталось плоти, одни сухожилия. – Вперед.

Орки, роясь во внутренностях мертвеца, послушались не сразу, и Долгузагар потянул из ножен Левого. Уловив змеиный шелест металла, Рагаз вздрогнул, оторвался от жрачки и начал раздавать тумаки подчиненным.

- Вперед, - повторил Долгузагар.

Чуть повернув, они шли на юг, вдоль гор – и в тот день, и на следующий. С невысокого пригорка Долгузагар разглядел вдалеке темную полоску валов вдоль дороги.

…Эта женщина в белом платье

Стирает слезы с ладоней…

Ему не хотелось ни есть, ни пить. Измученные орки, сделавшиеся от пыли-пепла ровно-серого цвета, смотрели на Долгузагара с ужасом, как если бы он был Призраком.

Постепенно местность сделалась неровной, холмистой. Орки с трудом переставляли ноги, их шатало. Ближе к вечеру один из снаг захрипел и рухнул наземь. Он не сопротивлялся, когда Рагаз поднял над ним скимитар: в глазах снаги уже не было страха, а одно только облегчение.

На сей раз Долгузагар дал оставшимся оркам насытиться и отдохнуть. Ему показалось, что он заметил какое-то движение на дороге, и комендант подумал, что вечером орки могут понадобиться в рабочем состоянии. Эта мысль далась Долгузагару с трудом: соображалось ему плохо.

…Эта женщина в белом платье

От тоски надежно укроет.

До дороги они добрались уже в сумерках. Отправленный на разведку снага вернулся с известием о том, что рядом с дорогой на площадке-стоянке горит одинокий костер.

Долгузагар встряхнулся и осмотрел свое поредевшее воинство. От орков на милю смердело кровью и мертвечиной. А это значило, что к костру сможет подобраться только он, он один.

Когда он увидел впереди свет костра в разрыве вала, то лег и дальше пополз. От костра тянуло вкусной едой, а сам лагерь пах лесными травами и лошадями. Ветер донес до него разговор трех мелодичных голосов, хотя слов он не понял.

«Лесные эльфы», - сообразил Долгузагар.

От запаха еды у него на мгновение помутилось в голове, он сделал неверное движение… и замер, услышав, как громко звякнула о камни его кольчуга.

…Эта женщина в белом платье

Разрешает упасть на землю…

Сквозь бешеный стук крови он расслышал тихие шаги. Эльф подходил к нему все ближе и ближе. Долгузагару показалось, что тот уже должен расслышать гулкие удары его сердца. Коменданту подумалось, что обиднее всего будет оставить песню незаконченной.

Эльф остановился в двух шагах от морадана. Долгузагар чувствовал его легкое дыхание, слышал посвист ночного ветра, лижущего острую кромку обнаженного клинка. И эти звуки сплелись в последние, недостающие слова:

 

Эту женщину в белом платье

Зовут очень просто – Смертью.

 

И тут произошло чудо: Долгузагар услышал, как шелестит убираемый в ножны меч. И шум удаляющихся шагов.

Несколько минут он лежал, прижавшись к сухой земле влажным лбом. Потом, собравшись силами, осторожно уполз обратно.

- Рагаз, Углод, - сказал он, обращаясь к боевым, - после того, как мы перебьем эльфов, я отпущу вас на все четыре стороны. Поняли? Снага, ты поползешь вперед. Пошел. Нападаем, когда доберемся до вала.

Но все вышло не так, как загадывал Долгузагар. Когда до костра оставалась не более двадцати шагов, он услышал, как впереди орк-разведчик громко и отчетливо скрипнул доспехами. И по особенному звенящему молчанию догадался, что на сей раз эльфы все слышали и все поняли. 

.