Скитания Хурина-6
Nov. 25th, 2016 12:08 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
anariel_rСобственно, конец текста Профессора, дальше будут только комментарии. Завершающие слова Кристофера здесь какие-то очень личные, как будто речь идет сразу о трех печальных стариках.
===========
Придя в ужас от такого поворота, Харданг, пораженный, побелел от испуга. Но не успел он заговорить, как Хурин указал на него своей длинной рукой:
- Глядите! – воскликнул он. - Вот он стоит с ухмылкой на губах! Думает, что он в безопасности? Ибо отняли у меня меч; и он мнит, что я стар и изнурен. Нет, слишком часто называл он меня дикарем. Пусть же увидит дикаря! Руки, одни лишь руки надобны, чтобы вырвать у него глотку, полную лжи.
С этим Хурин сошел с Камня и устремился к Хардангу; но тот попятился, созывая к себе своих провожатых; и они отступили к воротам. И потому многим показалось, что Харданг признал свою вину, и они, обнажив оружие, с криками устремились со скамей вниз, на него (51).
И так над священной стогной нависла угроза кровопролития. Ибо другие примкнули к Хардангу: не питая любви ни к нему, ни к его деяниям, иные все же хранили ему верность и желали хотя бы защитить халада от насилия, пока не даст он ответа вечу.
Мантор, встав между обеими партиями, кричал, чтобы удержали они свои руки и не проливали крови на вечевой стогне; но искра, что сам он высек, ныне полыхнула пламенем, которого он не мог затушить, и людским напором отшвырнуло его в сторону.
- Долой халада! – кричали люди. – Долой Харданга, в пещеры его! Не волим Харданга! Волим Мантора! Мантора в халады!
И они напали на тех, кто преграждал путь к воротам, чтобы дать Хардангу время спастись. Мантор же отошел обратно к Хурина, который теперь стоял один возле Камня.
[стр. 292]
- Увы, господин, - молвил Мантор, - Боялся я, что этот день чреват для всех нас великой опасностью. Мало что я могу сделать, но все же должен попытаться предотвратить худшее зло. Вскоре люди вырвутся наружу, и я должен следовать за ними. Пойдешь ли со мной?
Много народу с обеих сторон полегло у ворот, прежде чем пали сами ворота. Авранк сражался храбро и отступил последним. А когда обратился в бегство, вдруг натянул свой лук и выстрелил в Мантора, что стоял подле Камня. Но промахнулся в спешке, и стрела, пролетев мимо Мантора и ударившись о Камень, высекла искру и сломалась.
- В следующий раз не промахнусь! – крикнул Авранк, убегая вслед за Хардангом.
Тут восставшие вырвались со стогны и с жаром погнались за людьми Харданга до Обэль Халада, в полумиле отсюда. Но Харданг опередил их и заперся в чертоге, который обложили теперь осадой. Чертог предводителей стоял посреди круглого дворища, окруженного земляным валом и сухим рвом. В стене имелись лишь одни ворота, от которых вымощенный камнем путь вел к великим дверям. Нападающие прорвались в ворота и быстро окружили весь чертог; и ненадолго стало тихо.
Мантор и Хурин подошли к дверям; и Мантор желал начать переговоры, но люди молвили:
- Что толку в речах? Крысы не вылезут из норы, пока псы на дворе.
А иные кричали:
- Наши родичи убиты, и мы отомстим за них!
- Что ж, - молвил Мантор, - позвольте мне хотя бы сделать, что можно!
- Делай! – сказали люди. – Но не подходи близко, а не то получишь острый ответ.
Посему Мантор встал у ворот и возвысил свой мощный голос, взывая к обеим сторонам, чтобы удержались они от междоусобицы. И осажденным он обещал, что всех, кто выйдет без оружия, отпустят, даже Харданга, если тот даст слово предстать перед вечем на следующий день.
- И никто не придет туда с оружием, - произнес Мантор.
Но, пока он говорил, из окна выстрелили, и стрела, пролетев мимо уха Мантора, глубоко воткнулась в верею. И донесся крик Авранка:
- Третий раз за все воздаст!
Тут гнев осаждающих разгорелся снова, и многие бросились к великим дверям и попытались их выломать; но неприятель сделал вылазку, и многие были убиты или ранены, а иных в дворище поразили стрелы, летевщие из окон.
[стр. 293]
И потому нападавшие, в безумии гнева, принесли растопку и много дерева и уложили у дверей, крича тем, кто был внутри:
- Глядите, солнце садится! Даем вам время до наступления ночи. Если до тех пор не выйдете, сожжем и чертог, и вас вместе с ним!
И после отошли с дворища за пределы полета стрелы, встав кольцом за внешним рвом.
Солнце зашло, но из чертога никто не вышел. И, когда стемнело, нападавшие вернулись на дворище с деревом, которое нагромоздили у стен чертога. Тут несколько человек с пылающими сосновыми факелами бросились через дворище, чтобы поджечь хворост. Одного застрелили, но остальные добежали до сложенных дров и вскоре те начали полыхать.
Мантор стоял, в ужасе глядя на гибель чертога и злое дело – сожжение людей.
- Это - из темных дней нашего прошлого, - молвил он, - из тех времен, когда еще не обратили мы лиц к западу. На нас тень.
Он почувствовал, что на плечо ему опустилась рука, оглянулся и увидел Хурина, что стоял рядом с мрачным лицом, глядя, как разгорается пожар; и Хурин смеялся.
- Странный вы народ, - молвил он. – То в холод вас бросает, то в жар. Сначала гневаетесь, потом каетесь. Либо под пятой у своего вождя, либо хватаете его за горло. «Не волим Харданга, волим Мантора!» А волит ли сам Мантор?
- Народу решать, - отвечал тот. – И Харданг еще жив.
- Это, надеюсь, не надолго, - отозвался Хурин.
Пламя все разгоралось, и вскоре чертог халадин вспыхнул во многих местах. Люди в чертоге бросали на хворост землю и лили воду, сколько было, так что повалил густой дым. Иные пытались бежать под его укрытием, но мало кто прорвался через людское кольцо; по большей части их захватили или убили, если они сопротивлялись.
Позади чертога была небольшая дверь с выступающим крыльцом, от которого до стены дворища было ближе, чем от великих дверей спереди; а сзади стена была ниже, потому что чертог стоял на склоне холма. Наконец, когда вспыхнули балки, Харданг и Авранк украдкой выбрались с заднего крыльца, забрались на стену и осторожно спустились в ров, и их не приметили, пока они не попытались выбраться изо рва. Но тут люди набросились на них с криками, хотя и не знали, кто это. Авранк бросился в ноги человеку, который пытался его схватить, так что тот рухнул на землю, а Авранк вскочил и, обратившись в бегство, исчез в сумраке. Но другой человек бросил
[стр. 294]
в спину бежавшему Хардангу копье, и тот упал тяжело раненый.
Когда увидели, что это Харданг, его подняли и отнесли к Мантору.
- Не передо мной кладите его, - молвил Мантор, - а перед тем, кому он нанес обиду. У меня нет против него злобы.
- Разве нет? – произнес Харданг. – Да ты, знать, уверен в моей смерти. А я думаю, ты всегда завидовал мне, что народ выбрал на трон меня, а не тебя.
- Думай, что хочешь! – произнес Мантор и отвернулся.
Тут Харданг увидел, что Хурин тоже здесь. И Хурин, темная фигура во мраке, стоял, глядя на Харданга, но его лицо озарял свет от огня, и на лице этом Харданг не узрел жалости.
- Мощью мне далеко до тебя, Хурин Хитлумский, - молвил Харданг. – Столь устрашился я твоей тени, что оставили меня вся мудрость и все великодушие. Но мнится мне сейчас, что никакая мудрость и никакая жалость не спасли бы меня от тебя, ибо у тебя их нет. Ты явился сюда, чтобы уничтожить меня, и хотя бы этого не отрицаешь. Но последнюю твою ложь я брошу тебе в лицо, прежде чем умереть. Никогда… - но тут кровь хлынула у него изо рта, он уронил голову и умолк.
Тогда заговорил Мантор:
- Увы! Не должно ему было умереть так. Зло, которое он натворил, не оправдывает такого конца.
- Отчего нет? – спросил Хурин. – До самого конца его мерзкие уста изрыгали злобу. Какой поклеп возвел я на него?
Мантор вздохнул.
- Быть может, то была ложь без умысла, - произнес он. – Но последнее твое обвинение было ложным, мыслю я; и у Харданга не было возможности оправдаться. Ах, если бы ты рассказал мне обо всем прежде веча!
Хурин сжал кулаки.
- То не ложь! – воскликнул он. – Она лежит там, где я сказал. Морвэн! Она мертва!
- Увы! Господин мой, нет у меня сомнений, что это так. Но пока ты не сказал, думаю, что Харданг ведал о том не более моего. Скажи мне, господине: заходила ли она вглубь этой земли?
- Того я не ведаю. Нашел я ее так, как о том рассказал. Она умерла.
- Но господин, если не ушла она дальше, но, найдя Камен, сидела там в скорби и отчаянии у могилы своего сына, во что нетрудно поверить, тогда…
- Что тогда? - спросил Хурин.
- Тогда, Хурин Хадорион, узнай же вот что во тьме своего горя! О господин мой, так велика скорбь и так велик ужас того, что совершилось на том месте, что ни один мужчина и ни одна
[стр. 205]
женщина не бывали там с тех пор, как поднят Камень. Нет! Воссядь сам владыка Оромэ у того камня со всей своей охотой – мы бы и не узнали о том, пока не протрубил бы он в свой великий рог, да и того призыва мы бы ослушались!
- Но если бы заговорил Мандос Справедливый, не стали бы вы слушать и его? – произнес Хурин. - Кому-то придется отправиться туда, если есть в вас хоть капля жалости! Или бросите вы ее лежать там, пока не превратится она в белые кости? Очистит ли это вашу землю?
- Нет, нет! – молвил Мантор. – Найду я и мужей благородных сердцем, и жен сострадания, и ты отведешь нас на то место, и сделаем мы по твоему слову. Но путь туда долгий, а сей день состарился во зле. Нужен новый день.
На следующий день, когда весть о смерти Харданга разошлась повсюду, огромная толпа народу явилась к Мантора, выкликая его в предводители. Но тот сказал:
- Нет, такое надо вынести на полное вече. Пока этого сделать нельзя; ибо стогна осквернена, и есть другие, более срочные заботы. Первым делом должен я отправиться к Змиеву Поприщу и Камню Злосчастных, где лежит непогребенной их матерь Морвэн. Пойдет ли кто со мной?
И сострадание охватило сердца тех, кто внимал ему; и хотя некоторые отпрянули в страхе, многие пожелали пойти, однако среди них женщин было больше, чем мужчин.
И вот наконец отправились они в молчании по тропе, что вела вниз по течению Кэлэброса. Длиной та дорога была почти восемь лиг, и, прежде чем они достигли Нэн Гирит (52), стемнело и они остановились на ночлег. На следующее утро крутой тропой спустились они к Кострищу и нашли тело Морвэн у Стоячего Камня. Взглянули они на Морвэн и исполнились жалости и изумления; ибо показалось им, что узрели они великую королеву, чье достоинство не умалили ни старость, ни нищета, ни все скорби мира. И пожелали они воздать ей посмертные почести; и иные молвили:
- Темное это место. Давайте поднимем госпожу Морвэн и отнесем ее на Могильное дворище и положим ее с Домом Халэт, с которым она в родстве.
Но Хурин молвил.
- Нет, Ниэнор здесь нет; но лучше лежать ей подле сына, чем рядом с чужими людьми. Так она бы выбрала.
Посему вырыли для Морвэн могилу
[стр. 296]
над Кабэд Наэрамарт на запад от Камня; и, засыпав ее землей, вырезали на Камне «Лежит здесь и Морвэн Эдэльвэн», пока прочие пели на старинном языке погребальные песни, которые давным-давно были сложены для тех из их народа, что погибли по пути из-за гор.
И, пока пели они, полил серый дождь и все это пустынное место исполнилось глубокой скорби, а рев потока был как плач множества голосов. И, когда все кончилось, повернули они обратно, и Хурин шел согбен, опираясь на свой посох. Но говорят, что тогда страх покинул то место, хотя печаль и осталась, и больше не было оно безлистым и бесплодным. До самого конца Бэлэрианда женщины из Брэтиля приходили туда летом с цветами и с ягодами – осенью, чтобы петь о Серой Госпоже, что тщетно искала своего сына. А Глирхуин, провидец и арфист из Брэтиля, сложил песню, в которой говорится о том, что Камень Злосчастных не осквернит Моргот и не будет он ниспровергнут, даже если море затопит всю сушу. Так и случилось: и Тол Морвэн и по сей день стоит, одинокий, в водах у новых берегов, что были созданы во дни гнева Валар. Но Хурина там нет, ибо рок гнал его прочь, а Тень все следовала за ним.
Дойдя до Нэн Гирит, путники остановились на привал; и Хурин оглянулся назад, за Таэглин, на закатное солнце, что проглянуло сквозь тучи; и не захотелось ему возвращаться в Лес. Но Мантор взглянул на восток и встревожился, ибо и там на небе горело алое зарево (53).
- Господин, - молвил он Хурину, - помедли здесь, если желаешь, вместе с другими усталыми. Но я последний из халадин и боюсь, что пламя, разожженное нами, еще не потухло. Я должен вернуться как можно быстрее, чтобы безумие людей не погубило весь Брэтиль.
Но только промолвил он эти слова, как из-за деревьев вылетела стрела, и Мантор пошатнулся и опустился на землю. Мужчины бросились искать стрелка; и увидели, что по тропе, ведущей к Обэлю, убегает человек; его не успели перенять, но разглядели, что это Авранк.
Мантор сидел, задыхаясь, привалившись спиной к дереву.
- Плох тот лучник, что промахнется по третьей мишени, - выговорил он.
Хурин оперся о свой посох и взглянул на Мантора.
- Но и ты, родич, по своей мишени не попал, - произнес он. – Ты стал мне отважным другом, но думается мне, что с такой горячностью взялся ты за мое дело
[стр. 297]
и ради себя самого. Достойнее было бы Мантору восседать на троне предводителей.
- Острый у тебя взор, Хурин, и проницает он все сердца, кроме твоего собственного, - отвечал Мантор. – Да, и меня коснулась твоя тьма. Увы! Настал халадинам конец; ибо эта рана смертельная. Не того ли ты желал на самом деле, северянин: навлечь на нас беду, которая бы сравнилась с твоей собственной? Превозмог нас Дом Хадора, и вот уже четверо пали под его тенью: Брандир и Хунтор, Харданг и Мантор. Не достаточно ли этого? Не уйти ли тебе и не покинуть этот край, пока он не погиб?
- Так и будет, - произнес Хурин. – Но если бы не вовсе иссох колодезь моих слез, я плакал бы по тебе, Мантор; ибо ты спас меня от бесчестья и любил моего сына.
- Тогда, господин, проживи мирно остаток своей жизни, который я спас, - сказал Мантор. – Не навлекай на других свою тень!
- Что же, не бродить мне более по миру? – отозвался Хурин. – Буду идти я дальше, пока тень не догонит меня. Прощай!
Так расстался Хурин с Мантором. Когда люди стали перевязывать Мантора, они увидели, что рана серьезная, ибо стрела вонзилась глубоко в бок; и они хотели отнести Мантора обратно в Обэль как можно скорее, чтобы о ним позаботились опытнее лекари.
- Поздно, - молвил Мантор
И выдернул стрелу, и издал громкий крик, и застыл. Так настал конец Дому Халэт, и меньшие люди правили Брэтилем то время, какое ему осталось.
Но Хурин стоял молча, и, когда жители Брэтиля удалились, унося тело Мантора, он не обернулся, а все смотрел на запад, пока солнце опускалось в темную тучу и свет угасал; и тогда он один отправился к Хауд-эн-Эллэт.
Здесь заканчивается и машинопись отца, и машинописный текст, исполненный другим человеком, и это со всей очевидностью завершение истории «Хурин в Брэтиле»; однако в черновом рукописном материале имеются несколько идей (очень сырых) о том, чем должно продолжиться повествование (54). Имеется также несколько небезынтересных коротких заметок и набросков (55).
Отец так никогда и не вернулся к скитаниям Хурина (56). Здесь мы достигаем самой дальней точки в повествованиях о Древних днях, которой он достиг в ходе своей работы над «Сильмариллионом» (в широком смысле слова) после Второй мировой войны и окончания «Властелина Колец». О последующих частях есть только крупицы информации, но никакого нового или пересмотренного повествования; и обещание, содержащееся в словах «Связующее звено к Ожерелью Карлов, «Сигиль Элу-наэт», Ожерелью Скорби Тингола» (стр. 258) так и не было исполнено.
[стр. 298]
Как будто мы подходим к краю высокого обрыва и с высот, воздвигнутых в более поздние времена, смотрим на древнюю равнину далеко внизу. Ибо история Наугламира и разорения Дориата, падения Гондолина и нападения на Гавани требует от нас вернуться на четверть века назад, к «Квэнта Нолдоринва» или даже к еще более ранним временам. Огромность этого разрыва еще более подчеркивается самой этой последней историей Древних дней, историей о том, как Тень пала на Брэтиль (57). Эта повесть о жизни Брэтила, на погибель которому пришел туда Хурин, с ее хитросплетениями законов и генеалогических линий, история конфликта честолюбий и взглядов в правящем клане очень отличается от всего остального. Я не включил ее в опубликованный «Сильмариллион», оставив только тщетную попытку Хурина добраться до Гондолина и то, как он нашел умирающую Морвэн у Стоячего Камня. Хурин хоронит жену в одиночестве и после этого уходит на юг «по древней дороге, что вела к Нарготронду».
Мне представлялось, что включение «Скитаний» в «Сильмариллион» потребует огромного сокращения повести, практически пришлось бы пересказать бы ее заново, - а этого я делать не хотел; и, поскольку история так замысловата, я опасался, что в пересказе она потеряет свою изысканную сложность, превратившись в нечто плоское и путаное, и, что самое главное, умалится грозная фигура старика, великого героя Талиона Стойкого, орудия Моргота и жертвы рока. Но теперь, по прошествии многих лет, мне представляется, что это было недостаточно бережное обращение с замыслами и намерениями отца, и так встает вопрос: следовало ли вообще браться за попытку напечатать «цельный» «Сильмариллион».
===========
Продолжение
Начало
===========
Придя в ужас от такого поворота, Харданг, пораженный, побелел от испуга. Но не успел он заговорить, как Хурин указал на него своей длинной рукой:
- Глядите! – воскликнул он. - Вот он стоит с ухмылкой на губах! Думает, что он в безопасности? Ибо отняли у меня меч; и он мнит, что я стар и изнурен. Нет, слишком часто называл он меня дикарем. Пусть же увидит дикаря! Руки, одни лишь руки надобны, чтобы вырвать у него глотку, полную лжи.
С этим Хурин сошел с Камня и устремился к Хардангу; но тот попятился, созывая к себе своих провожатых; и они отступили к воротам. И потому многим показалось, что Харданг признал свою вину, и они, обнажив оружие, с криками устремились со скамей вниз, на него (51).
И так над священной стогной нависла угроза кровопролития. Ибо другие примкнули к Хардангу: не питая любви ни к нему, ни к его деяниям, иные все же хранили ему верность и желали хотя бы защитить халада от насилия, пока не даст он ответа вечу.
Мантор, встав между обеими партиями, кричал, чтобы удержали они свои руки и не проливали крови на вечевой стогне; но искра, что сам он высек, ныне полыхнула пламенем, которого он не мог затушить, и людским напором отшвырнуло его в сторону.
- Долой халада! – кричали люди. – Долой Харданга, в пещеры его! Не волим Харданга! Волим Мантора! Мантора в халады!
И они напали на тех, кто преграждал путь к воротам, чтобы дать Хардангу время спастись. Мантор же отошел обратно к Хурина, который теперь стоял один возле Камня.
[стр. 292]
- Увы, господин, - молвил Мантор, - Боялся я, что этот день чреват для всех нас великой опасностью. Мало что я могу сделать, но все же должен попытаться предотвратить худшее зло. Вскоре люди вырвутся наружу, и я должен следовать за ними. Пойдешь ли со мной?
Много народу с обеих сторон полегло у ворот, прежде чем пали сами ворота. Авранк сражался храбро и отступил последним. А когда обратился в бегство, вдруг натянул свой лук и выстрелил в Мантора, что стоял подле Камня. Но промахнулся в спешке, и стрела, пролетев мимо Мантора и ударившись о Камень, высекла искру и сломалась.
- В следующий раз не промахнусь! – крикнул Авранк, убегая вслед за Хардангом.
Тут восставшие вырвались со стогны и с жаром погнались за людьми Харданга до Обэль Халада, в полумиле отсюда. Но Харданг опередил их и заперся в чертоге, который обложили теперь осадой. Чертог предводителей стоял посреди круглого дворища, окруженного земляным валом и сухим рвом. В стене имелись лишь одни ворота, от которых вымощенный камнем путь вел к великим дверям. Нападающие прорвались в ворота и быстро окружили весь чертог; и ненадолго стало тихо.
Мантор и Хурин подошли к дверям; и Мантор желал начать переговоры, но люди молвили:
- Что толку в речах? Крысы не вылезут из норы, пока псы на дворе.
А иные кричали:
- Наши родичи убиты, и мы отомстим за них!
- Что ж, - молвил Мантор, - позвольте мне хотя бы сделать, что можно!
- Делай! – сказали люди. – Но не подходи близко, а не то получишь острый ответ.
Посему Мантор встал у ворот и возвысил свой мощный голос, взывая к обеим сторонам, чтобы удержались они от междоусобицы. И осажденным он обещал, что всех, кто выйдет без оружия, отпустят, даже Харданга, если тот даст слово предстать перед вечем на следующий день.
- И никто не придет туда с оружием, - произнес Мантор.
Но, пока он говорил, из окна выстрелили, и стрела, пролетев мимо уха Мантора, глубоко воткнулась в верею. И донесся крик Авранка:
- Третий раз за все воздаст!
Тут гнев осаждающих разгорелся снова, и многие бросились к великим дверям и попытались их выломать; но неприятель сделал вылазку, и многие были убиты или ранены, а иных в дворище поразили стрелы, летевщие из окон.
[стр. 293]
И потому нападавшие, в безумии гнева, принесли растопку и много дерева и уложили у дверей, крича тем, кто был внутри:
- Глядите, солнце садится! Даем вам время до наступления ночи. Если до тех пор не выйдете, сожжем и чертог, и вас вместе с ним!
И после отошли с дворища за пределы полета стрелы, встав кольцом за внешним рвом.
Солнце зашло, но из чертога никто не вышел. И, когда стемнело, нападавшие вернулись на дворище с деревом, которое нагромоздили у стен чертога. Тут несколько человек с пылающими сосновыми факелами бросились через дворище, чтобы поджечь хворост. Одного застрелили, но остальные добежали до сложенных дров и вскоре те начали полыхать.
Мантор стоял, в ужасе глядя на гибель чертога и злое дело – сожжение людей.
- Это - из темных дней нашего прошлого, - молвил он, - из тех времен, когда еще не обратили мы лиц к западу. На нас тень.
Он почувствовал, что на плечо ему опустилась рука, оглянулся и увидел Хурина, что стоял рядом с мрачным лицом, глядя, как разгорается пожар; и Хурин смеялся.
- Странный вы народ, - молвил он. – То в холод вас бросает, то в жар. Сначала гневаетесь, потом каетесь. Либо под пятой у своего вождя, либо хватаете его за горло. «Не волим Харданга, волим Мантора!» А волит ли сам Мантор?
- Народу решать, - отвечал тот. – И Харданг еще жив.
- Это, надеюсь, не надолго, - отозвался Хурин.
Пламя все разгоралось, и вскоре чертог халадин вспыхнул во многих местах. Люди в чертоге бросали на хворост землю и лили воду, сколько было, так что повалил густой дым. Иные пытались бежать под его укрытием, но мало кто прорвался через людское кольцо; по большей части их захватили или убили, если они сопротивлялись.
Позади чертога была небольшая дверь с выступающим крыльцом, от которого до стены дворища было ближе, чем от великих дверей спереди; а сзади стена была ниже, потому что чертог стоял на склоне холма. Наконец, когда вспыхнули балки, Харданг и Авранк украдкой выбрались с заднего крыльца, забрались на стену и осторожно спустились в ров, и их не приметили, пока они не попытались выбраться изо рва. Но тут люди набросились на них с криками, хотя и не знали, кто это. Авранк бросился в ноги человеку, который пытался его схватить, так что тот рухнул на землю, а Авранк вскочил и, обратившись в бегство, исчез в сумраке. Но другой человек бросил
[стр. 294]
в спину бежавшему Хардангу копье, и тот упал тяжело раненый.
Когда увидели, что это Харданг, его подняли и отнесли к Мантору.
- Не передо мной кладите его, - молвил Мантор, - а перед тем, кому он нанес обиду. У меня нет против него злобы.
- Разве нет? – произнес Харданг. – Да ты, знать, уверен в моей смерти. А я думаю, ты всегда завидовал мне, что народ выбрал на трон меня, а не тебя.
- Думай, что хочешь! – произнес Мантор и отвернулся.
Тут Харданг увидел, что Хурин тоже здесь. И Хурин, темная фигура во мраке, стоял, глядя на Харданга, но его лицо озарял свет от огня, и на лице этом Харданг не узрел жалости.
- Мощью мне далеко до тебя, Хурин Хитлумский, - молвил Харданг. – Столь устрашился я твоей тени, что оставили меня вся мудрость и все великодушие. Но мнится мне сейчас, что никакая мудрость и никакая жалость не спасли бы меня от тебя, ибо у тебя их нет. Ты явился сюда, чтобы уничтожить меня, и хотя бы этого не отрицаешь. Но последнюю твою ложь я брошу тебе в лицо, прежде чем умереть. Никогда… - но тут кровь хлынула у него изо рта, он уронил голову и умолк.
Тогда заговорил Мантор:
- Увы! Не должно ему было умереть так. Зло, которое он натворил, не оправдывает такого конца.
- Отчего нет? – спросил Хурин. – До самого конца его мерзкие уста изрыгали злобу. Какой поклеп возвел я на него?
Мантор вздохнул.
- Быть может, то была ложь без умысла, - произнес он. – Но последнее твое обвинение было ложным, мыслю я; и у Харданга не было возможности оправдаться. Ах, если бы ты рассказал мне обо всем прежде веча!
Хурин сжал кулаки.
- То не ложь! – воскликнул он. – Она лежит там, где я сказал. Морвэн! Она мертва!
- Увы! Господин мой, нет у меня сомнений, что это так. Но пока ты не сказал, думаю, что Харданг ведал о том не более моего. Скажи мне, господине: заходила ли она вглубь этой земли?
- Того я не ведаю. Нашел я ее так, как о том рассказал. Она умерла.
- Но господин, если не ушла она дальше, но, найдя Камен, сидела там в скорби и отчаянии у могилы своего сына, во что нетрудно поверить, тогда…
- Что тогда? - спросил Хурин.
- Тогда, Хурин Хадорион, узнай же вот что во тьме своего горя! О господин мой, так велика скорбь и так велик ужас того, что совершилось на том месте, что ни один мужчина и ни одна
[стр. 205]
женщина не бывали там с тех пор, как поднят Камень. Нет! Воссядь сам владыка Оромэ у того камня со всей своей охотой – мы бы и не узнали о том, пока не протрубил бы он в свой великий рог, да и того призыва мы бы ослушались!
- Но если бы заговорил Мандос Справедливый, не стали бы вы слушать и его? – произнес Хурин. - Кому-то придется отправиться туда, если есть в вас хоть капля жалости! Или бросите вы ее лежать там, пока не превратится она в белые кости? Очистит ли это вашу землю?
- Нет, нет! – молвил Мантор. – Найду я и мужей благородных сердцем, и жен сострадания, и ты отведешь нас на то место, и сделаем мы по твоему слову. Но путь туда долгий, а сей день состарился во зле. Нужен новый день.
На следующий день, когда весть о смерти Харданга разошлась повсюду, огромная толпа народу явилась к Мантора, выкликая его в предводители. Но тот сказал:
- Нет, такое надо вынести на полное вече. Пока этого сделать нельзя; ибо стогна осквернена, и есть другие, более срочные заботы. Первым делом должен я отправиться к Змиеву Поприщу и Камню Злосчастных, где лежит непогребенной их матерь Морвэн. Пойдет ли кто со мной?
И сострадание охватило сердца тех, кто внимал ему; и хотя некоторые отпрянули в страхе, многие пожелали пойти, однако среди них женщин было больше, чем мужчин.
И вот наконец отправились они в молчании по тропе, что вела вниз по течению Кэлэброса. Длиной та дорога была почти восемь лиг, и, прежде чем они достигли Нэн Гирит (52), стемнело и они остановились на ночлег. На следующее утро крутой тропой спустились они к Кострищу и нашли тело Морвэн у Стоячего Камня. Взглянули они на Морвэн и исполнились жалости и изумления; ибо показалось им, что узрели они великую королеву, чье достоинство не умалили ни старость, ни нищета, ни все скорби мира. И пожелали они воздать ей посмертные почести; и иные молвили:
- Темное это место. Давайте поднимем госпожу Морвэн и отнесем ее на Могильное дворище и положим ее с Домом Халэт, с которым она в родстве.
Но Хурин молвил.
- Нет, Ниэнор здесь нет; но лучше лежать ей подле сына, чем рядом с чужими людьми. Так она бы выбрала.
Посему вырыли для Морвэн могилу
[стр. 296]
над Кабэд Наэрамарт на запад от Камня; и, засыпав ее землей, вырезали на Камне «Лежит здесь и Морвэн Эдэльвэн», пока прочие пели на старинном языке погребальные песни, которые давным-давно были сложены для тех из их народа, что погибли по пути из-за гор.
И, пока пели они, полил серый дождь и все это пустынное место исполнилось глубокой скорби, а рев потока был как плач множества голосов. И, когда все кончилось, повернули они обратно, и Хурин шел согбен, опираясь на свой посох. Но говорят, что тогда страх покинул то место, хотя печаль и осталась, и больше не было оно безлистым и бесплодным. До самого конца Бэлэрианда женщины из Брэтиля приходили туда летом с цветами и с ягодами – осенью, чтобы петь о Серой Госпоже, что тщетно искала своего сына. А Глирхуин, провидец и арфист из Брэтиля, сложил песню, в которой говорится о том, что Камень Злосчастных не осквернит Моргот и не будет он ниспровергнут, даже если море затопит всю сушу. Так и случилось: и Тол Морвэн и по сей день стоит, одинокий, в водах у новых берегов, что были созданы во дни гнева Валар. Но Хурина там нет, ибо рок гнал его прочь, а Тень все следовала за ним.
Дойдя до Нэн Гирит, путники остановились на привал; и Хурин оглянулся назад, за Таэглин, на закатное солнце, что проглянуло сквозь тучи; и не захотелось ему возвращаться в Лес. Но Мантор взглянул на восток и встревожился, ибо и там на небе горело алое зарево (53).
- Господин, - молвил он Хурину, - помедли здесь, если желаешь, вместе с другими усталыми. Но я последний из халадин и боюсь, что пламя, разожженное нами, еще не потухло. Я должен вернуться как можно быстрее, чтобы безумие людей не погубило весь Брэтиль.
Но только промолвил он эти слова, как из-за деревьев вылетела стрела, и Мантор пошатнулся и опустился на землю. Мужчины бросились искать стрелка; и увидели, что по тропе, ведущей к Обэлю, убегает человек; его не успели перенять, но разглядели, что это Авранк.
Мантор сидел, задыхаясь, привалившись спиной к дереву.
- Плох тот лучник, что промахнется по третьей мишени, - выговорил он.
Хурин оперся о свой посох и взглянул на Мантора.
- Но и ты, родич, по своей мишени не попал, - произнес он. – Ты стал мне отважным другом, но думается мне, что с такой горячностью взялся ты за мое дело
[стр. 297]
и ради себя самого. Достойнее было бы Мантору восседать на троне предводителей.
- Острый у тебя взор, Хурин, и проницает он все сердца, кроме твоего собственного, - отвечал Мантор. – Да, и меня коснулась твоя тьма. Увы! Настал халадинам конец; ибо эта рана смертельная. Не того ли ты желал на самом деле, северянин: навлечь на нас беду, которая бы сравнилась с твоей собственной? Превозмог нас Дом Хадора, и вот уже четверо пали под его тенью: Брандир и Хунтор, Харданг и Мантор. Не достаточно ли этого? Не уйти ли тебе и не покинуть этот край, пока он не погиб?
- Так и будет, - произнес Хурин. – Но если бы не вовсе иссох колодезь моих слез, я плакал бы по тебе, Мантор; ибо ты спас меня от бесчестья и любил моего сына.
- Тогда, господин, проживи мирно остаток своей жизни, который я спас, - сказал Мантор. – Не навлекай на других свою тень!
- Что же, не бродить мне более по миру? – отозвался Хурин. – Буду идти я дальше, пока тень не догонит меня. Прощай!
Так расстался Хурин с Мантором. Когда люди стали перевязывать Мантора, они увидели, что рана серьезная, ибо стрела вонзилась глубоко в бок; и они хотели отнести Мантора обратно в Обэль как можно скорее, чтобы о ним позаботились опытнее лекари.
- Поздно, - молвил Мантор
И выдернул стрелу, и издал громкий крик, и застыл. Так настал конец Дому Халэт, и меньшие люди правили Брэтилем то время, какое ему осталось.
Но Хурин стоял молча, и, когда жители Брэтиля удалились, унося тело Мантора, он не обернулся, а все смотрел на запад, пока солнце опускалось в темную тучу и свет угасал; и тогда он один отправился к Хауд-эн-Эллэт.
Здесь заканчивается и машинопись отца, и машинописный текст, исполненный другим человеком, и это со всей очевидностью завершение истории «Хурин в Брэтиле»; однако в черновом рукописном материале имеются несколько идей (очень сырых) о том, чем должно продолжиться повествование (54). Имеется также несколько небезынтересных коротких заметок и набросков (55).
Отец так никогда и не вернулся к скитаниям Хурина (56). Здесь мы достигаем самой дальней точки в повествованиях о Древних днях, которой он достиг в ходе своей работы над «Сильмариллионом» (в широком смысле слова) после Второй мировой войны и окончания «Властелина Колец». О последующих частях есть только крупицы информации, но никакого нового или пересмотренного повествования; и обещание, содержащееся в словах «Связующее звено к Ожерелью Карлов, «Сигиль Элу-наэт», Ожерелью Скорби Тингола» (стр. 258) так и не было исполнено.
[стр. 298]
Как будто мы подходим к краю высокого обрыва и с высот, воздвигнутых в более поздние времена, смотрим на древнюю равнину далеко внизу. Ибо история Наугламира и разорения Дориата, падения Гондолина и нападения на Гавани требует от нас вернуться на четверть века назад, к «Квэнта Нолдоринва» или даже к еще более ранним временам. Огромность этого разрыва еще более подчеркивается самой этой последней историей Древних дней, историей о том, как Тень пала на Брэтиль (57). Эта повесть о жизни Брэтила, на погибель которому пришел туда Хурин, с ее хитросплетениями законов и генеалогических линий, история конфликта честолюбий и взглядов в правящем клане очень отличается от всего остального. Я не включил ее в опубликованный «Сильмариллион», оставив только тщетную попытку Хурина добраться до Гондолина и то, как он нашел умирающую Морвэн у Стоячего Камня. Хурин хоронит жену в одиночестве и после этого уходит на юг «по древней дороге, что вела к Нарготронду».
Мне представлялось, что включение «Скитаний» в «Сильмариллион» потребует огромного сокращения повести, практически пришлось бы пересказать бы ее заново, - а этого я делать не хотел; и, поскольку история так замысловата, я опасался, что в пересказе она потеряет свою изысканную сложность, превратившись в нечто плоское и путаное, и, что самое главное, умалится грозная фигура старика, великого героя Талиона Стойкого, орудия Моргота и жертвы рока. Но теперь, по прошествии многих лет, мне представляется, что это было недостаточно бережное обращение с замыслами и намерениями отца, и так встает вопрос: следовало ли вообще браться за попытку напечатать «цельный» «Сильмариллион».
===========
Продолжение
Начало
