"Изъян в плане": окончание

[anariel_r]

- Да, смею, - сказал Гарри, - потому что последний план Дамблдора подвел не меня. Он подвел тебя, Риддл.

Рука Волдеморта, сжимавшая Бузинную Палочку, дрожала, и Гарри крепко стиснул палочку Драко. Он знал, что момент уже близок, осталось всего несколько секунд.

- Палочка по-прежнему не служит тебе так, как надо, потому что ты убил не того человека. Северус Снейп никогда не был настоящим хозяином Бузинной Палочки. Он не побеждал Дамблдора.

- Он убил…

- Ты что, не слышишь? Не Снейп нанес поражение Дамблдору! Они вместе устроили смерть Дамблдора! Дамблдор намеревался умереть непобежденным, последним хозяином Бузинной Палочки! Если бы все пошло по плану, сила палочки ушла бы вместе с ним, поскольку никто не победил его и не забрал палочку!

- Но это значит, Поттер, что Дамблдор, считай, сам мне ее отдал! – голос Волдеморта дрожал от злобной радости. – Я похитил палочку из могилы ее последнего владельца! Я забрал ее против желания ее предыдущего владельца! Ее могущество принадлежит мне!

- Риддл, ты что, так ничего и не понял? Недостаточно владеть палочкой! Держать ее в руках, пользоваться ею – это все не делает ее твоей. Ты не слышал, что сказал Олливандер? Это палочка выбирает волшебника… Бузинная Палочка признала нового хозяина еще до того, как скончался Дамблдор: это был человек, который ни разу к ней не прикоснулся. Новый хозяин отнял палочку у Дамблдора против его воли, не осознав толком, что он сделал, не понимая, что заручился верностью самой могущественной палочки в мире…

Грудь Волдеморта быстро вздымалась и опадала, и Гарри уже чувствовал, как проклятие приближается, как оно собирается в палочке, нацеленной ему в лицо.

- Истинный властелин Бузинной Палочки – Драко Малфой.

На мгновение на лице Волдеморта появилось полное потрясение, но тут же исчезло.

- Но что с того? – негромко проговорил он. – Даже если ты прав, Поттер, для нас с тобой это не имеет ни малейшего значения. У тебя больше нет палочки с пером феникса, и, сражаясь, мы будем полагаться лишь на наше умение… а после того, как я прикончу тебя, я могу заняться и Драко Малфоем…

- Ты опоздал, - сказал Гарри. – Ты упустил свой шанс. Я опередил тебя. Я взял верх над Драко несколько недель тому назад. И я забрал у Драко его палочку.

Он помахал боярышниковой палочкой и ощутил, что взгляды всех присутствующих прикованы к ней.

- И значит, дело только в одном, - прошептал Гарри. – Знает ли палочка в твоей руке, что ее последний хозяин был обезоружен? Потому что если так… то истинный хозяин Бузинной Палочки - я.

Алое пламя внезапно хлынуло с зачарованного неба у них над головами, и над ближайшим подоконником возник ослепительный краешек Солнца. Свет упал на их лица в одно и то же мгновение, так что Волдеморт внезапно превратился в пламенеющее пятно. Гарри услышал пронзительный крик и крикнул сам – ему оставалось только надеяться на лучшее, - взмахнув палочкой Драко:

- Авада Кедавра!

- Экспеллиармус!

Раздался грохот, словно взорвался пушечный снаряд, и между ними, в самом центре круга, там, где соударились заклинания, вспыхнули золотые языки пламени. Гарри увидел, как зеленый луч Волдеморта встретил его собственной заклинание, увидел, как Бузинная Палочка взмыла вверх, чернея на фоне рассвета, и, кружась и вращаясь под зачарованный потолком словно голова Нагини, летит по воздуху к своему хозяину, которого она не убьет и который наконец получил ее целиком и полностью. И Гарри, с непогрешимой точностью ловца, поймал палочку свободной рукой, а Волдеморт опрокинулся назад, раскинув руки, и щелки-зрачки его алых глаз закатились под лоб. Том Риддл рухнул на пол: это был конец. Смерть его выглядела обыденно: немощное и сморщенное тело, пустые белые руки, лицо, похожее на морду змеи, лишено всякого выражения. Волдеморт был мертв, пораженный рикошетом собственного проклятия, а Гарри стоял с двумя палочками в руках, глядя на пустую оболочку своего врага.

Одна секунда молчания, когда все застыли, потрясенные и трепещущие, а затем вокруг Гарри разразилась буря, и крики, радостные вопли и рев разорвали воздух. Юное солнце яро и ослепительно сверкало в окнах, когда они бросились к Гарри, и первым до него добежали Рон и Гермиона, их руки обвились вокруг него, их неразборчивые крики оглушили его. И вот Джинни, Невилл и Луна тоже здесь, и все Уизли, и Хагрид, и Кингсли, и Мак-Гоннагал, и Флитвик, и Спраут… Гарри не мог разобрать ни слова из того, что все кричали, не мог понять, чьи руки схватили его, тянули, пытаясь обнять. Сотни людей спешили к нему, стремясь коснуться Мальчика Который Остался Жив, который положил всему конец…

Солнце все поднималось над Хогвартсом, и Главный Зал кипел жизнью и светом. Гарри был частью смешения ликования и плача, печали и торжества. Они хотели, чтобы Гарри был рядом с ними, их предводитель и символ, их спаситель и кормчий, и никому и в голову не приходило, что он не спал, что он желал лишь общества немногих из них. Пока Солнце стремилось к полудню, Гарри должен был говорить с осиротевшими, пожимать им руки, быть свидетелем их слез, выслушивать их благодарности, внимать новостям, что теперь поступали отовсюду: заколдованные «Империусом» по всей стране стали сами собой, Пожиратели Смерти бежали или попали в плен; невинных, заключенных в Азкабане, освобождают сей же момент, а Кингсли Шэклболт провозглашен временным министром магии.

Они унесли тело Волдеморта и положили его в комнатке рядом с Залом, подальше от тел Фреда, Тонкс, Люпина, Колина Криви и еще пятидесяти погибших, что сражались с ним. Мак-Гоннагал вернула на место столы, но никто больше не садился по колледжам; все перемешались: учителя и ученики, привидения и родители, кентавры и домашние эльфы. В углу лежал, приходя в себя Фиренц, в разбитое окошко заглядывал Гроп, и люди кидали еду в его смеющийся рот. Через какое-то время выбившийся из сил и измотанный Гарри обнаружил, что сидит на скамье рядом с Луной.

- Будь я на твоем месте, мне бы хотелось побыть в тишине и покое, - сказала она.

- Я бы не отказался, - ответил Гарри.

- Я отвлеку всех, - сказала она. – А ты накинь свой плащ.

И не успел Гарри сказать и слова, как Луна воскликнула:

- Ой, смотрите, это клевый блибберинг!

И указала за окно. Все, кто ее услышал, повернулись туда, и Гарри накинул на себя Плащ и поднялся на ноги.

Теперь он мог пройти по Залу незамеченным. Он заметил Джинни за два стола от себя: она сидела, уронив голову на плечо матери. У них будет время поговорить – часы, дни, а может быть, и годы. Он увидел Невилла: Невилл ел, рядом с его тарелкой лежал меч Гриффиндора, а вокруг него толпились восторженные обожатели. Он продолжал идти между столами и увидел троих Малфоев: они жались друг к другу с неуверенным видом – словно не знали, можно ли им здесь быть, но никто не обращал на них никакого внимания. Куда Гарри ни бросал взгляд, везде он видел воссоединившиеся семьи. Наконец он заметил тех, чьего общества желал более всего.

- Это я, - тихонько произнес он, наклонившись и протиснувшись между ними. – Пойдем со мной?

Они немедленно поднялись, и все вместе – он, Рон и Гермиона – покинули Главный Зал. В мраморной лестнице зияли дыры, часть перил отсутствовала, и на ступеньках, по которым они поднимались, виднелись пятна крови и валялись обломки.

Они слышали, как где-то вдалеке носится по коридорам Пивз, распевая победную песнь собственного сочинения:

 

Мы сделали это, мы побили их, мы заодно с Поттером,

А Волди пришел писец, так что давайте веселиться!

 

- Дает представление о масштабе и трагичности случившегося, так? – сказал Рон, открывая дверь, чтобы Гарри и Гермиона могли пройти.

Счастье придет, подумал Гарри, но в этот момент его заглушала усталость, а боль от потери Фреда, Люпина и Тонкс каждые несколько шагов пронзала его, словно боль от раны. Сильнее всего было громадное облегчение и желание поспать. Но сначала следовало объяснить все Рону и Гермионе, которые были с ним так долго и которые заслуживали правды. Со всей тщательностью Гарри пересказал им все увиденное в Мысленнице, рассказал, что случилось в лесу, и его друзья даже не начали толком выражать все свое потрясение и изумление, когда наконец они прибыли туда, куда шли, хотя никто из них не упоминал, куда они идут.

С последнего раза, когда Гарри видел горгулью, охранявшую вход в кабинет директора, та успела покоситься, как будто получила удар кулаком, и Гарри подумалось, что горгулья не разберет пароль.

- Можно нам пройти? – спросил он горгулью.

- Валяйте, - промычала та.

Друзья перелезли через горгулью, и каменная лестница-спираль медленно доставила их наверх словно эскалатор. Гарри распахнул дверь наверху.

Только он успел заметить каменную Мысленницу на столе, там, где он ее оставил, как оглушительный шум заставил его вскрикнуть, подумать о проклятьях и возвращении Пожирателей Смерти, о возрождении Волдеморта…

Но это были овации. По всем стенам директора и директрисы Хогвартса аплодировали ему стоя: они махали своими шляпами, а иногда и париками, они тянулись в соседние рамы, чтобы пожать друг другу руки; они подпрыгивали в креслах, на которых их нарисовали. Диллис Дервент, не стесняясь, всхлипывала; Декстер Фортескью размахивал своим слуховым рожком; а Финеас Найджелус взывал своим высоким гнусавым голоском:

- И не забудьте, что колледж Слизерин тоже сыграл свою роль! Не забывайте и о нашем вкладе!

Но Гарри смотрел лишь на человека, который стоял на самом большом портрете, висевшем прямо над креслом директора. Из-под стекол-половинок луны текли к длинной серебристой бороде слезы, и гордость и благодарность, исходившие от него, наполнили Гарри тем же утешением, что и песнь феникса.

Наконец Гарри поднял руки, и портреты уважительно смолкли, сияя улыбками, промакивая глаза и с нетерпением ожидая, когда он заговорит. Гарри обратился к Дамблдору, выбирая слова с величайшей осторожностью. Он устал, перед глазами у него все плыло, однако он должен был сделать последнее усилие, получить последний совет.

- Та вещь, что была спрятана в снитче… - начал он. – Я уронил ее в лесу, точно не знаю где, но искать ее я не собираюсь. Вы не против?

- Дорогой мой мальчик, как можно! – произнес Дамблдор, пока другие персонажи с картин смотрели на них с любопытством и недоумением. – Решение мудрое и храброе, но меньшего я от тебя и не ждал. Кто-нибудь еще знает, где находится эта вещь?

- Никто, - откликнулся Гарри, и Дамблдор удовлетворенно кивнул.

- Я, однако, оставлю себе подарок Игнотуса, - сказал Гарри, и Дамблдор просиял:

- Ну конечно, Гарри, он твой навсегда, пока ты не передашь его дальше!

- А теперь это.

Гарри поднял Бузинную Палочку, и Рон с Гермионой уставились на нее с уважением, которое не очень пришлось Гарри по душе даже в его замороченном состоянии недосыпа.

- Я не хочу ее, - сказал Гарри.

- Что? – воскликнул Рон. – Ты спятил?

- Я знаю, что она наделена огромным могуществом, - устало произнес Гарри. – Но мне лучше с моей собственной палочкой. Так что…

Порывшись в мешочке, висевшем на шее, Гарри достал оттуда два обломка палочки из остролиста, все еще соединенных тончайшей нитью фениксового пера. Гермиона сказала, что палочку починить нельзя, что повреждение слишком серьезно. Все, что Гарри знал, так это то, что если Бузинная Палочка не сработает, то уже ничто не поможет.

Он положил сломанную палочку на директорский стол, прикоснулся к ней самым кончиком Бузинной Палочки и произнес «Репаро».

И его палочка снова стала целой, из ее кончика полетели алые искры. Гарри понял, что у него получилось. Он взял палочку из остролиста с пером феникса и ощутил внезапное тепло в пальцах, как будто палочка и рука радовались, что они снова вместе.

- Я верну Бузинную Палочку, - обратился Гарри к Дамблдору, который взирал на него с огромной любовью и восхищением, - туда, откуда ее забрали. Пусть она останется там. Если я умру своей смертью, как Игнотус, ее сила будет сломлена, так? Ее хозяин уйдет непобежденным. И так всему настанет конец.

Дамблдор кивнул, и они улыбнулись друг другу.

- Ты уверен? – спросил Рон.

Он глядел на Бузинную Палочку, и в его голосе слышалась нотка сожаления.

- По-моему, Гарри прав, - спокойно произнесла Гермиона.

- От этой палочки хлопот больше, чем пользы, - сказал Гарри. – И если честно, - он отвернулся от портретов, мечтая лишь о кровати с балдахином, что ждала его в башне Гриффиндора, и гадая, не принесет ли ему туда Кричер сандвич, - неприятностей мне хватило на всю оставшуюся жизнь.