![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
Воспитание Турина-5
Плоды забастовки итальянских авиадиспетчеров.
Этот кусок предпоследний, еще меньше 3 страниц осталось в этой части.
Слава о схватках в областях порубежных
донеслась до палат короля Дориата,
и истории о Турине в его чертогах звучали:
как Бэлэг нестареющий стал братом по оружию
подростку родом из разгромленного племени.
Тогда повелел им властелин являться пред ним,
когда получится, когда ослабнут налеты орочьи,
дабы перевести дух в веселии и петь
отпрысков Инга потаенные песни.
К трапезе Тингола Турин однажды явился -
там смех не молк и гремело застолье
собранья безбрежного, где изобилье меда
с винами Дор-Виниона вливалось потоком
в злато чаш; столы ломились
от великолепных блюд при блеске факелов,
горевших высоко в тех покоях, в камне вырубленных.
Там веселье царило; и менестрели звонко
пели старинные песни о Туне,
что у Тайн-Гвэтиль, крутого столпа,
где боги великие от бухты Фэери
смотрят на мир, от взморий заповедных.
Об убийстве в Лебяжьей гавани и на убийц впоследствии
павшем проклятии песня поведала:
в молчанье все слушали, бессловно внимая,
ждали продолженья – не ждал лишь один,
смертный меж эльфов, Морвин рожденный.
Не слыша, веселью застольному внимал он,
смеху и музыке; во мрак внешний,
в пределы дальние глядел он, казалось,
и, слух напрягая, молчанью внимал,
звукам, что скрывала завеса ночи.
Был он строен и гибок, со спутанными кудрями,
лесное носил он - серого, бурого
и зеленого цвета, и ни блеска самоцветов,
ни злата безделушек его обличье не ведало.
Эльф по имени Оргов там был,
что заблудился в здешнем краю, когда долгий поход
от Куйвиэнэн спокойных вод
свершился во мраке древнего мира,
прежде чем свет ввысь над твердью вознесся;
кровь гномов тоже текла в его жилах.
Был он близкой родней королю Дориата -
хват-охотник с храбрым сердцем,
но скор на смех и несдержан на язык,
а его воинская отвага не поспевала за его гордыней.
Более всего любил он уборы прекрасные,
драгоценные каменья и самоцветы, ревнуя к тем,
кого выше ставили, чем самого Оргова.
Ныне украшен роскошью наряда яркого,
занимал он место, отмеченное почетом,
подле короля с королевой и близко к Турину.
Нередко за трапезой поддразнивал он человека,
за неопрятность беспечно корил со смехом:
что в лохмотьях ходит и лохмат власами.
Но, бестревожен, Турин главы не повернул
и не тратил речи на остроты Оргова.
Днем тем праздничным был он мрачнее обычного,
и слов от него слышали мало.
Ибо два и десять долгих лет минуло,
как на Морвин, матерь свою, умывшись слезами,
в последний раз глянул он, и в длинных тенях
лесов скрылся, исчез его дом.
И чаще молчал он и не отвечал Оргову.
Но пуще веселья глупец исполнился,
стали острее стали остроты Оргова
над худой одежкой и кудрями всклокоченными
Турина, что только явился из густой чащи,
Насмешник достал бесценную вещь -
гребень златой, что держал при себе, -
и Турину протянул, но тот не обратил внимания,
не глянул на Оргова и слух не преклонил.
Но тот не взирал на презренье, ибо нетрезв был весьма:
"Нет, коли не знаешь ты, что нужен тебе гребень,
иль не ведаешь - зачем, вышел ты слишком юным
из-под родительской опеки, задолго до того, как мать
тебя приручать научила нечесаные пряди -
если жены Хитлума не столь же ужасны и неухожены,
неприглядны и грубы, как изгои - сыны их".
Тогда жгучий гнев, как огонь полыхнувший,
восстал из тоски его сердца измученного;
распалилась ярость от слов язвительных
о женах Хитлума, что жили в слезах;
и тяжелый рог, лежавший под рукой,
с золотой отделкой, для питья доброго,
не сознавая своей силы, подвигнут гневом,
Турин схватил и метнул с размаху
в лицо Оргову. "Вот тебе, глупцу, - молвил он,
Заткни этим свой рот и не допекай меня боле
болтовней скудоумной, вином внушенной".
Начало перевода этой части здесь.
Окончание
Этот кусок предпоследний, еще меньше 3 страниц осталось в этой части.
Слава о схватках в областях порубежных
донеслась до палат короля Дориата,
и истории о Турине в его чертогах звучали:
как Бэлэг нестареющий стал братом по оружию
подростку родом из разгромленного племени.
Тогда повелел им властелин являться пред ним,
когда получится, когда ослабнут налеты орочьи,
дабы перевести дух в веселии и петь
отпрысков Инга потаенные песни.
К трапезе Тингола Турин однажды явился -
там смех не молк и гремело застолье
собранья безбрежного, где изобилье меда
с винами Дор-Виниона вливалось потоком
в злато чаш; столы ломились
от великолепных блюд при блеске факелов,
горевших высоко в тех покоях, в камне вырубленных.
Там веселье царило; и менестрели звонко
пели старинные песни о Туне,
что у Тайн-Гвэтиль, крутого столпа,
где боги великие от бухты Фэери
смотрят на мир, от взморий заповедных.
Об убийстве в Лебяжьей гавани и на убийц впоследствии
павшем проклятии песня поведала:
в молчанье все слушали, бессловно внимая,
ждали продолженья – не ждал лишь один,
смертный меж эльфов, Морвин рожденный.
Не слыша, веселью застольному внимал он,
смеху и музыке; во мрак внешний,
в пределы дальние глядел он, казалось,
и, слух напрягая, молчанью внимал,
звукам, что скрывала завеса ночи.
Был он строен и гибок, со спутанными кудрями,
лесное носил он - серого, бурого
и зеленого цвета, и ни блеска самоцветов,
ни злата безделушек его обличье не ведало.
Эльф по имени Оргов там был,
что заблудился в здешнем краю, когда долгий поход
от Куйвиэнэн спокойных вод
свершился во мраке древнего мира,
прежде чем свет ввысь над твердью вознесся;
кровь гномов тоже текла в его жилах.
Был он близкой родней королю Дориата -
хват-охотник с храбрым сердцем,
но скор на смех и несдержан на язык,
а его воинская отвага не поспевала за его гордыней.
Более всего любил он уборы прекрасные,
драгоценные каменья и самоцветы, ревнуя к тем,
кого выше ставили, чем самого Оргова.
Ныне украшен роскошью наряда яркого,
занимал он место, отмеченное почетом,
подле короля с королевой и близко к Турину.
Нередко за трапезой поддразнивал он человека,
за неопрятность беспечно корил со смехом:
что в лохмотьях ходит и лохмат власами.
Но, бестревожен, Турин главы не повернул
и не тратил речи на остроты Оргова.
Днем тем праздничным был он мрачнее обычного,
и слов от него слышали мало.
Ибо два и десять долгих лет минуло,
как на Морвин, матерь свою, умывшись слезами,
в последний раз глянул он, и в длинных тенях
лесов скрылся, исчез его дом.
И чаще молчал он и не отвечал Оргову.
Но пуще веселья глупец исполнился,
стали острее стали остроты Оргова
над худой одежкой и кудрями всклокоченными
Турина, что только явился из густой чащи,
Насмешник достал бесценную вещь -
гребень златой, что держал при себе, -
и Турину протянул, но тот не обратил внимания,
не глянул на Оргова и слух не преклонил.
Но тот не взирал на презренье, ибо нетрезв был весьма:
"Нет, коли не знаешь ты, что нужен тебе гребень,
иль не ведаешь - зачем, вышел ты слишком юным
из-под родительской опеки, задолго до того, как мать
тебя приручать научила нечесаные пряди -
если жены Хитлума не столь же ужасны и неухожены,
неприглядны и грубы, как изгои - сыны их".
Тогда жгучий гнев, как огонь полыхнувший,
восстал из тоски его сердца измученного;
распалилась ярость от слов язвительных
о женах Хитлума, что жили в слезах;
и тяжелый рог, лежавший под рукой,
с золотой отделкой, для питья доброго,
не сознавая своей силы, подвигнут гневом,
Турин схватил и метнул с размаху
в лицо Оргову. "Вот тебе, глупцу, - молвил он,
Заткни этим свой рот и не допекай меня боле
болтовней скудоумной, вином внушенной".
Начало перевода этой части здесь.
Окончание
no subject
Восхищаюсь Вашим неутомимым трудолюбием. Даже забастовка авиадиспетчеров у Вас выливается в прекрасный текст!
no subject